Владимир Гриневицкий - Откровение Бога. Том II. Царство небесное

Стрелка спидометра касается ста восьмидесяти.

Передача.

190.

«Каррера» догоняет меня. Его жёлтый цвет, как отвлекающий манёвр, кидается в глаза, отвлекает меня. «Элементо» идёт на обгон слева. Я включаю следующую передачу. Кнопка закиси азота на руле, под большим пальцем. Если не обогнать «элементо» сейчас, то потом мощности на это не хватит. Она показывает сейчас силу, а набрать скорость позже ей просто не хватит времени. Я жму кнопку закиси, и «челленджер» с рыком вырывается вперёд на полметра. «Каррера» жёлтым пятном маячит в правом боковом зеркале. Руль начинает дрожать, по звуку из-под капота я понимаю, что что-то не так. До финиша ещё четверть мили. Стрелка спидометра переваливает за двести десять, и с глухим, громким взрывом капот «челленджера» взлетает в воздух, белый дым закрывает мне весь обзор. Педаль тормоза. Ненавистный свист покрышек и унизительный шум пролетающих мимо конкурентов. «Додж» не успевает затормозить, его шатает из стороны в сторону, и в конце концов, подняв целое облако желтой придорожной пыли, я останавливаюсь на обочине.

Гонка окончена.

Я проиграл, не доехав до финиша. Поднявшаяся пыль медленно обволакивает машину, скрывая меня от позора. Я утыкаюсь лбом в руль. Стараюсь сохранять спокойствие. Бью изо всех сил кулаком по рулю. Потом по панели. С оскалом топчу ногами педаль.

– Сука-а-а-а! Сука! Сука! Сука! Дрянь! Что?! Что не так, сука?!

Я слишком близко от толпы зрителей, чтобы они не заметили моего провала. Я слишком далеко от толпы зрителей, чтобы они слышали мои крики. Открываю дверь, но ремень безопасности не даёт мне вылезти. Шипя себе под нос оскорбления в адрес синего «доджа», я выхожу из машины и хлопаю дверью. Пыль бьёт мне в нос. Я чихаю, и это бесит меня ещё сильнее. Со всей силы бью по колесу, и сильная боль пронзает ногу. В салоне раскрываются подушки безопасности. Я облокачиваюсь левой рукой о крыло и тут же обжигаю руку. Перед «доджа» раскалён, как котёл дьявола. Хватаюсь другой рукой за больную ногу, и в этот момент капот с грохотом приземляется на асфальт рядом со мной, от испуга я отскакиваю. Потеряв равновесие, я падаю на пыльную обочину у переднего бампера. Дерьмо. Это дерьмо продолжается. Оно никогда не закончится. Провал за провалом. Поражение за поражением. Опять и опять. Я снова проиграл, и я снова упал лицом в грязь.

– Хватит, – шепчу я, прикрыв ладонью глаза.

Додж перегорел. Конкуренты, наверное, уже веселятся на финише. А я здесь. Дышу придорожной пылью. Всё. Хватит. Моё время прошло. Пора это признать. Я перегорел, как этот «додж». Моя удача промчалась мимо в очередной раз и ушла вдаль, как «Ламборджини-Элементо». На этом всё. Это была последняя попытка. Осталось только стерпеть ещё один удар от Джозефа и ступать с миром. Я присаживаюсь, склонив голову. Пора возвращаться на старт. Пешком. Выдержать насмешки девок и парней, найти Джозефа, постараться всё объяснить и не получить от него в челюсть. Потом слиться обратно в Штаты, к матери. Она ждёт меня. Ждёт нас обоих. И Колина тоже. Даже после приговора её сыну она продолжает ждать. Пора возвращаться домой, с меня хватит. Приеду обратно и начну всё заново. Я встаю на ноги, слегка отряхиваю чёрные джинсы. Прихрамывая, я медленно ковыляю обратно. Отсюда слегка слышны крики толпы и девчачий визг. Чтобы стараться не думать о провале, я вспоминаю, как мама, после того как Колина посадили, просила меня покрасить веранду. Я вроде пообещал, а потом забыл. Или не забыл, а просто не стал этого делать. Потом я уехал и оставил маму хлопотать одну. Я всегда был ветреным парнем. Никогда не сидел на месте. Колин был не таким. Он был умнее. Он хорошо учился в школе, затем в колледже. Он не такой, как я, более спокойный, сдержанный, вежливый с девушками. Маленький засранец всегда был немного позади меня, я обгонял его почти во всём: в гонках на велосипедах в детстве, в количестве девушек, в количестве друзей, в моральном взрослении. Единственное, в чём я не обогнал его – это в любви к матери. Он всегда помогал ей больше, чем я, в то время как меня приходилось на это уговаривать. Бедняга Колин. Братишка. Как всё изменилось, если бы ты знал, если бы видел. Истеричный, пьяный, девчачий визг девушек становится ближе. Еще буквально пару часов – и всё, моя гонка окончена навсегда.

Из толпы выходит Джозеф – толстый смуглый мужик с черной щетиной, лет тридцати пяти, в белой рубашке с пальмами. Он уверенно направляется прямо ко мне, его щёки трясутся от быстрых шагов. Сейчас начнётся.