Лина Кирилловых - Идущие. Книга I

– И что?

– И то. Отказал, конечно. И нет бы как я – плюнуть и забыть, так он теперь параноит периодически и устраивает мне допрос с пристрастием: а не шарюсь ли я, где не надо, и не помогает ли мне в том кое-кто, одолжив свой зелёный код. Сейчас опять бурчал – мол, следы мутной «зелени» в разделе архива. Я сказал ему, чтобы взял наконец-то отпуск и прополоскал свою недалёкую голову в море. Мы поссорились.

– Правильно ведь сказал, солёная водичка полезна, – заметила Четвёртая. – А чью «зелень» он на тебя решил повесить?

– Яна, – Капитан внимательно посмотрел на неё. – Ты не знаешь, отчего?

– Оттого, что дядя пользуется «золотом», а не «зеленью». Зелёный код у него так, резерв.

– Для чего, интересно, нашему директору с его абсолютными полномочиями «королевского» нужна жалкая, с ограничителями зелёнка…

– Ничего себе жалкая! – сказал Курт. – Ты, минуточку, это жалкую так добивался, что Прайм рассвирепел…

– Или она нужна для кого-то? – продолжил Капитан, не слыша его. – Такое может ведь быть, рыжая?

Четвёртая некоторое время смотрела мимо него в стенку, потом пожала плечами и, кажется, утратила к теме интерес.

– Без понятия. Дядя мне не говорил. Да и не всё ли равно? Чай пейте, остынет.

Капитан подождал, что она скажет ещё что-нибудь, вздохнул и снова смял подушку. Но уже без прежней злости – запала и ярости в бытовых ссорах у него надолго никогда не хватало.

– Просто он, наверное, и правда заработался, – Лучик вдруг вступилась за заместителя. – Он ведь даже по воскресеньям… Бедный. Мне его жалко. Зря ты сказал про отпуск в таком уничижающем контексте.

– А меня тебе не жалко? – проворчал Капитан. – Все эти необоснованные претензии, вот что уничижающее, да ещё какой-то странный код, я так понял, этот код давно Прайму не дает покоя. У Яна бы спросил, в самом деле – может, это он так развлекается. Начальнички…

– Вот и предложил бы спросить у Яна, а то и сам сходил бы, спросил, вместо того, чтобы говорить человеку неприятные вещи. Он же тебя очень ценит.

– Ха!

– Ценит и уважает, и вообще, по-моему, хочет, чтобы ты когда-нибудь занял его место…

– Вот в этом-то и беда. Я же тоже стану тогда таким же нервным. И сейчас-то уже дёрганый, а что будет…

– Будет у тебя зелёный код, – резонно ответила Луч. – И читай тогда, что хочешь.

– Утешила.

Капитан прекратил издеваться над подушкой и, склонив голову, утопил в ней подбородок. Он уже не выглядел хмурым, просто усталым. С запорошенной снегом, находящейся далеко внизу улицы слабо, прерывисто долетел низкий вой сирены.

– Давайте лучше рассказ, – примирительно сказала рыжая. – Мне продолжать?

Курт кивнул и посмотрел на Капитана. Тот сидел, прикрыв глаза.

…Молодой мужчина – лет тридцать с небольшим – остановился перед скамейкой, с доброжелательным любопытством глядя на сидящих. Он выглядел весьма эксцентрично – полностью седые волосы и множество шрамов на загорелом лице, и держался очень прямо, отчего казался выше ростом, чем есть. На нём не было больничного халата, только клетчатая рубашка, бриджи и кроссовки, а ещё, по всей видимости, рыжая была с ним знакома. Она проворчала: «Привет» и покосилась на своих соседей. Ссориться и грубить при седоволосом она явно не хотела.

А Курт хмурился и недоумевал, потому что вновь пришедший напоминал ему что-то, напоминал о чём-то, и это было сродни тому, как начинается зубная боль. Что-то общее в нём – и вовсе не в шрамах, потому что такие травмы можно получить и от несчастного случая, и не в цвете волос, потому что есть люди, которые начинают седеть, ещё не достигнув совершеннолетия – вдруг чуть было не вздёрнуло Курта на ноги. Выправка этого человека, осанка, стать, конечно! С колоссальным и страшным усилием, с самым большим, наверное, трудом в своей жизни Курт подавил в себе солдатский рефлекс вытянуться перед вышестоящим во фрунт.

«Он – командир высокого чина», – подумалось отчаянно, чуть ли не с испугом.

Высокочинный командир мирно опустился прямо на брусчатку и подогнул под себя ноги. Короткие седые волосы его взъерошил порыв ветра.

«Сегодня на обед – сырные шницели в сухарях, запечённый картофель и грибной суп-пюре, – поделился он. – И свежие овощи. Всё, как ты любишь, рыжая».

«Суп я не люблю», – буркнула та.

«Можешь отдать мне, – предложил человек. – Или кому-нибудь из твоих приятелей, с кем ты так замечательно тут беседуешь. Шел и любовался на тебя – красота. Наконец-то очеловечиваешься».