— Нет, — ответил Рамирес, — не сделаю.
— Самое главное, что вы должны увидеть и прочувствовать, а затем перенести на холст, — продолжал Картер, — это общие для всех переживания; А их просто-напросто нет. С этой проблемой столкнулись, еще на пороге двадцатого столетия, когда стали экспериментировать с податливой пластичной реальностью холста в двух и трех измерениях. К пониманию этого начали приходить еще тогда. Стоило только начать, ну а дальше вовсе ничего не осталось. Только отдельные новаторские приемчики. Бесполезно, Рамирес: создавать бессмертные произведения теперь нельзя. Искусство — это вещь для прошлого и из прошлого. Все наши бессмертные творцы уже родились, наши Шекспиры, наши Сервантесы.
Взгляд Рамиреса стал отрешенным. Художник надолго замолчал. Картер вертел стакан с джином, прислушиваясь к звяканью льда о стекло. Рамирес не двигался. Картер взглянул на часы и вспомнил, что у него свидание. Деловое свидание, а если вы хотите преуспеть, то дело должно быть прежде всего. Он кашлянул. Рамирес резко поднял голову и взглянул на него.
— Я мог бы кое-что сделать, — сказал художник. — Нечто такое, что заставило бы вас волноваться.
— Не говорите глупостей, — ответил Картер, вставая. — Мне нравятся ваши картины, но… вот в прошлом году вы написали для меня портрет Марии. Красивая и сильная вещь. Отдаю вам должное. Но она не волнует меня настолько, чтобы я предпочел ее обществу жены в натуре, так сказать. И не раскрывает мне ничего нового ни в Марии, ни в ком-либо другом. Прекрасная картина, но я не назвал бы это искусством.
Рамирес залпом осушил стакан. Дыхание его участилось, и Картер испугался, что он попросит еще текилы. Но художник неожиданно встал и разбил стакан о каменный пол террасы.
— Значит, вам хочется чего-то нового? — выкрикнул Рамирес. — Вам всегда хочется чего-то нового. И обязательно красивого!
— Не горячитесь, — резко сказал Картер. Ему не нравилось, что Рамирес сейчас был слишком пьян. — Ни к чему хорошему это не приведет. Я пригласил вас к себе, потому что вы наш близкий друг. Иначе вы бы просто получили письмо и уведомление от шерифа.
— А, идите к черту, — сказал Рамирес.
— Я знаю, что каньон вам дорог, — продолжал Картер. — Но как только будет сооружена эта плотина, в Мексике немало людей получат пищу и кров. Тысячи людей. Подумайте об этом. Ее уже давно следовало построить.
— Не разводите демагогию, — сказал Рамирес. — Вы строите плотину, потому что заработаете на этом миллионы долларов. Благодаря ей вы чертовски разбогатеете. Именно поэтому вы ее и строите.
Зазвонил колокольчик, и Мария легкими шагами пересекла гостиную, чтобы открыть дверь. В прихожей Картер услышал голоса Джейка и Элспет Прайор, пришедших раньше условленного часа. Такие люди не должны ждать. Элспет — видная специалистка в области электроники. Надо быстро, без скандала избавиться от Рамиреса.
— Послушайте, — сказал Картер. — Пусть я получаю прибыль от этой сделки, мне, право, искренне жаль, что вам приходится нести из-за нее убытки. Но разве вы не понимаете, что кто-то всегда проигрывает? Если это как-то поможет, могу послать вам чек кроме той суммы, которую корпорация выплачивает за землю при строительстве плотины.
— Ну конечно! — сказал Рамирес несколько громче, чем хотелось бы Картеру. — Ну конечно! Покупай все что можно! Но ведь твою-то душу это не задевает! И значит, ты дурак, ведь я мог бы ее задеть! Ты утверждаешь, что у художника нет больше ничего общего с аудиторией, но это не так! Я мог бы показать эту общность! Я мог бы заставить тебя переживать!
Джейк и Элспет обогнули фонтан в холле, и Джейк устремился к бару. Элспет выразительно посмотрела на Картера, давая понять, что надо немедленно подойти к ней, отложив все другие дела. Такой уж у нее был характер.
— Послушайте, мы обсудим это в другой раз, — сказал Картер Рамиресу.
— Другого раза не будет! — закричал Рамирес. — Ты, проклятая грязная свинья, не будет другого раза! Ты припер правительство к стенке, чтобы отнять у меня землю. А теперь вместо извинения бросаешь мне жалкую подачку! И тебе на все наплевать! Плевать, кто из-за тебя пострадает!
— Рамирес, вы замолчите наконец? — сказал Картер.
— Но я тебя заставлю переживать, — продолжал Рамирес. Картер пытался оттеснить его к двери, но художник стоял на ковре, широко расставив ноги, преисполненный решимости высказаться до конца. — Я тебе покажу общность переживаний. Я создам подлинное произведение подлинного искусства. Я покажу тебе нечто бессмертное. Я тебя заставлю переживать!
Читать дальше