Дж. Т. Макинтош - Переселение

– Шах и мат, – сказал Родней.

– Доктор Дорн так говорит. Наверное, ты это услышал от него.

– Наверное, от него.

Они не знали, кто он такой. Родней был найденышем, и его детство прошло в других лечебницах. И только когда выяснилось, что его мозг отказывается развиваться, как положено, когда оказалось, что он совершенно не обучаем и подвержен вспышкам неконтролируемой ярости, его начали переводить из одной лечебницы в другую, пока он не оказался в этой, которую доктор Брук иронически называл Рай.

Сообразив, что теперь он разговаривает с разумным человеческим существом, Брук начал говорить немного смущенно, он как бы оправдывался перед Роднеем.

– Этому заведению исполнилось сто десять лет, – рассказывал он. – Финансирование очень скудное. На содержание подобных заведений никогда не отпускалось достаточное количество денег. Персонал… – Он пожал плечами.

– Ну, кому захочется работать здесь добровольно? Я уже подал документы, чтобы перевестись на другую работу, но они подкупили меня, сделав директором. Теоретически, в моем возрасте, это довольно неплохо.

Его объяснения были несколько преждевременными. Родней не видел ничего из того, что происходило в Раю. Он не испытывал злобы по поводу того, как с ним обращались, потому что ничего об этом не знал. Однако он не питал никаких иллюзий по поводу заведения, в котором с самого утра его обитателям засаживают здоровенную дозу наркотиков, а потом оставляют их одних на целый день в запертой камере. Именно так обращались с пациентами в Раю.

Доктор Брук послал за чаем и тарелкой с бутербродами, которые Флетчер с жадностью проглотил. Когда неприятная тошнота от наркотика улетучилась, к нему вернулось знакомое чувство голода, которое лишь немного притупили бутерброды. Возможно, теперь, в возрасте Роднея, волчий аппетит Флетчера имел хоть какое-то оправдание. В этом Раю явно не было молочных рек с кисельными берегами.

Врач не мог понять, что произошло, и у него хватило честности, чтобы признать это перед собой и Роднеем.

Человеческий мозг по-прежнему сравнительно неизведанная область. Роднею никогда не делали никаких операций, и он не подвергался настоящему психиатрическому лечению.

Предполагалось, что он все равно неизлечим. За все это время его удалось научить всего лишь нескольким невнятным звукам, которыми он выражал голод, жажду, или желание отправиться в туалет.

С нормальным мозгом может случиться что-нибудь. Теперь же оказалось, что совершенно больной мозг вдруг стал здоровым.

Только одно на этой стадии было очевидно: Родней должен покинуть Рай. Доктору даже не хотелось, чтобы он провел еще одну ночь в своей старой камере.

То, что произошло дальше, было совершенно очевидным, но Родней не успел об этом подумать, поскольку был целиком и полностью сосредоточен на том, чтобы выяснить свое прошлое, и у него не было времени подумать о будущем.

Однако его совсем не удивило, когда доктор Брук сказал:

– Есть одно место в Камберленде…

На станции Родней вышел из поезда. Он был один.

Демонстрируя больше доверия, чем он, вероятно, чувствовал, доктор Брук сказал, что Родней вполне способен путешествовать самостоятельно. Это был один из тех жестов доверия, на которые иногда идут психиатры и которые далеко не всегда дают желаемые результаты.

В маленьком чемоданчике у него была кое-какая одежда и зубная щетка.

Было жарко, и выйдя из здания вокзала, он увидел толпу радостно вопящих детей в купальных костюмах, которые промчались мимо него, девочки пытались догнать мальчишек.

Он с удовольствием на них смотрел.

То, что он снова стал найденышем без имени, не было случайным совпадением. В его жизни не было совпадений.

Неожиданно он понял, кто такой Родней. У него не было никаких доказательств, но это не имело значения. Ему были не нужны доказательства.

В скучной, лишенной событий жизни Паулы Бодейкер было одно событие, которое обернулась трагедией. Не выдержав однообразной жизни с Бодейкером, она завела роман с другим мужчиной, а он оказался никудышным да и к тому же не совсем нормальным. И она не знала, что ей делать, когда оказалось, что она беременна.

Она не могла рассказать все Бодейкеру, потому что ее поведение было совершенно бессмысленным и таким позорно бездарным. Кроме того, она знала с самого начала, что ребенок не будет нормальным.

Поэтому она уехала на шесть месяцев, родила ребенка, оставила его на попечении государства и снова вернулась к Бодейкеру. Возможно, если бы он был жесток, в конечном итоге его жестокость обернулась бы добротой. Вместо этого он был счастлив, что она вернулась.