Аркадий СТРУГАЦКИЙ: Частные предположения

– Вы хотите уменьшить скорость?

– Я хочу вернуться домой гораздо раньше чем через двести лет, - повторил я. - Есть возможность проделать всю работу и вернуться домой не через двести лет, а через несколько месяцев.

– Это невозможно, - сказал Сабуро Микими.

– Фантастика, - вздохнул Артур.

Ларри положил подбородок на огромные кулаки и спросил:

– В чем дело? Объясни, капитан. До выхода в зону АСП (абсолютно свободного полета) оставалось еще около суток. Я сел в кресло между Ларсеном и Артуром и сказал Сергею:

– Объясни.

Известно, что чем ближе скорость звездолета к скорости света, тем медленнее течет в звездолете время, подчиняясь законам теории тяготения. Но этот закон справедлив только при малых ускорениях звездолета и при коротком времени работы двигателя. Если же на околосветовых скоростях звездолет идет с двигателями, работающими непрерывно, если ускорения при этом достаточно велики, если у светового барьера создаются перепады ускорений, тогда… Трудно сказать, что получится тогда. Современный математический аппарат бессилен дать общие результаты. Однако при некоторых частных предположениях относительно характера движения звездолета теория тяготения не исключает возможности явлений иного порядка. Не исключено, что время в звездолете ускорит свое течение. Десятки лет пройдут на корабле, и только месяцы на Земле. "Муромец" - первый в истории прямоточный фотонный корабль. На нем можно поставить этот эксперимент. Правда, это невыносимо трудно. Это потребует многих лет полета с чудовищными перегрузками - в пять-шесть раз.

– Фантастика! - вздохнул Артур. В его глазах снова появилась девушка в оранжевом свитере.

Я очень рассчитывал на Порта. Он был биолог, но знал, по-моему, все, кроме дескриптивной лингвистики.

– Я слыхал об этом, - сказал он. - Но это только теория. И это… - он неопределенно пошевелил пальцами.

Но нет, это была не только теория. Три года назад я испытывал "Муромца" в зоне АСП. Я сорок дней просидел в амортизаторе, ведя звездолет с ускорением, вчетверо большим, чем ускорение силы тяжести на Земле. Когда я вернулся, оказалось, что бортовой хронометр ушел на четырнадцать секунд вперед. Я провел в Пространстве на четырнадцать секунд дольше, чем это зафиксировали земные часы. Я рассказал об этом Горбовскому накануне старта Второй звездной. Горбовский поднял палец и произнес нараспев:

Сейчас в кают-компании я снова рассказал про свой эксперимент и соврал, что выиграл полторы минуты.

– О! - сказал Порта. - Это хорошо.

– Но это должны быть лютые перегрузки, - предупредил я.

Об этом надо было сказать непременно, хотя в состав экспедиции я отобрал только опытных межпланетников, с безукоризненным здоровьем, хорошо переносящих удвоенную и даже утроенную тяжесть.

– Какие? - спросил Ларсен. - Раз в семь…

– О! - сказал Порта. - Это плохо. - Значит, я буду весить полтонны? - сказал Ларсен и захохотал так, что все вздрогнули.

– А Совет знает? - осведомился Сабуро. Он обладал большим чувством ответственности.

– Они не верят, что из этого что-нибудь получится, - ответил Сергей. - Но они разрешили… Если вы согласитесь, конечно…

– Я тоже не верю, - заявил Артур очень громко. - Перегрузки, частные предположения…

Они разом заспорили, и я ушел в рубку. Конечно же, они не испугались перегрузок, хотя все отлично знали, что это такое. Они все согласились, возражал только Артур, которому ужасно хотелось, чтобы его убедили. Через полчаса они все пришли в рубку. Я посмотрел на них.

– Надо действовать, капитан, - сказал Ларри.

– Мы выполним работу и вернемся домой, - сказал Артур. - Домой! Не просто на Землю, но Домой.

– И какой эксперимент! - воскликнул Микими.

– Но семикратные перегрузки?… - Порта пошевелил пальцами.

– Да, семикратные, - подтвердил я. - Или восьмикратные. Или десяти…

– Это тяжело, - спокойно заключил Порта.

Это было так тяжело, что иногда казалось, что мы не выдержим. Первые месяцы я медленно наращивал ускорение. Микими и Завьялов составили программу для кибернетического управления, и ускорение автоматически увеличивалось на один процент в сутки. Я надеялся, что мы сумеем хотя бы немного привыкнуть. Это оказалось невозможным. Кости трещали, мускулы не выдерживали тяжести рук. Мы вынуждены были отказаться от твердой пищи и питались бульонами и соками. Через сто дней наш вес увеличился в три раза, через сто сорок - в четыре. Мы неподвижно лежали в эластичных гамаках и молчали, потому что очень трудно было двигать языком и челюстью. Через сто шестьдесят дней перегрузка превысила силу тяжести на Земле в пять раз. Только Сабуро Микими к этому времени мог пройти от кают-компании до рубки, не потеряв по дороге сознания. Не помогали амортизаторы,. не помогал даже анабиоз. Попытка применить анабиотический сон в условиях такой перегрузки не привела ни к чему. Порта мучился больше всех, но, когда мы уложили его в "саркофаг", он никак не мог заснуть. Он мучился, - и мы мучились, глядя на него.