Стивен Дональдсон - Прыжок в катастрофу. Тот день когда умерли все боги

– Я хочу, чтобы мою историю услышал Руководящий Совет.

Скорее всего, Вектор и Мика поняли, о чем она говорила, но Морн пояснила:

– Полиция Концерна отдала меня Нику. Я не знаю, по каким причинам. Копы должны были оказать мне помощь до того, как я попала на борт «Мечты капитана». Вероятно, служба безопасности Рудной станции консультировалась с ними насчет меня. Охрана не позволила бы мне улететь без приказа из командного пункта полиции. Совет Земли и Космоса должен услышать об этом. Но у меня есть и другие сведения. Я знаю, что Энгуса подставили. Термопайл совершил немало преступлений, но его арестовали по ложному обвинению за то, чего он не делал.

Арестовали и осудили.

– Он говорил, что может доказать сговор Ника и Майлса Тэвернера. Прежде чем его подставили, Энгус отследил их канал связи. Я полагаю, доказательством было программное ядро «Красотки». Но когда копы превратили Термопайла в киборга и отправили его на Малый Танатос, они послали вместе с ним Тэвернера – причем поручили ему надзор за Энгусом.

Именно этот факт и привел к акту амнионского вторжения.

– Чем больше я думаю об этом, тем пакостнее выглядят дела полиции Концерна. Все это свидетельствует о заговоре. Или о желании некоторых сил подорвать авторитет полиции.

Боль нарастала, поднимаясь по нервам и вытягивая вопль из каждой трещинки в руке. Морн больше не могла терпеть. Отстегнув пояс безопасности, она воспарила над командным пультом.

Вот они – последствия ее ошибок. Лучшие решения. Она вцепилась в спинку кресла и закончила:

– По этим причинам я хочу вернуться на Землю – но вернуться свободной, чтобы самой принимать решения. Я хочу выступить на Совете, но без вмешательства коррумпированных копов, которым Диос и Фэснер прикажут остановить меня. Если для этого мне придется латать двигатели изоляционной лентой и сражаться с полицией на всем пути к Земле, я охотно соглашусь на такие условия.

Все! Достаточно! Достаточно ясно и достаточно больно! Она могла отправляться в лазарет. Оставшись здесь, она бы вошла в привычную область самонаказания и затем стыдилась своих поступков. «Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда».

Морн оттолкнулась от кресла и полетела к выходу. Вектор, шутливо отсалютовав, прокричал ей вдогонку:

– Я когда-нибудь говорил, что мне нравится ход твоих мыслей?

Морн опустилась на ступеньки трапа. Она знала, что Шейхид не ждал ответа. Но ее остановила Мика. Подняв голос, она мрачно спросила:

– А если Энгус не согласится с твоими планами? Морн ухватилась здоровой рукой за перила и

развернулась лицом к мостику.

– Тогда я уговорю его поменять свое мнение. Так или иначе ей придется общаться с Энгусом. Прикусив губу от боли, неуклюжая, как калека,

Морн оттолкнулась от ступеней и направилась в лазарет.

Он проснулся, как только Морн произнесла его имя. Зонный имплант предписал ему новые команды. Альфа-фаза сна закончилась. Образы, которых он не помнил, исчезли, словно никогда не существовали. Его длительная изоляция, вызванная силами астероидного роя и беспощадными полями черной дыры, подошла к концу. Направленное излучение электронов, управляемое программным ядром, вырвало покой из его нервных узлов и волокон. Морн произнесла имя Энгуса, и все состояние его бытия изменилось. Ни один мускул не дернулся и не напрягся. Тело оставалось неподвижным. Но он помчался из глубин исцеляющей тьмы к тревожному свету сознания.

– Энгус, – повторила Морн. – Проснись. Ты нам нужен.

Термопайл отметил в ее голосе оттенок принуждения. Он слишком хорошо изучил Морн Хайленд. Она ненавидела его – всегда ненавидела. Будь ее воля, она не приблизилась бы к нему и за тридцать световых лет. Морн пришла сюда только потому, что нуждалась в нем. Точнее, в нем нуждались люди, о которых она заботилась. Команда «Трубы».

Тем не менее Морн была здесь. Она перенесла большие ускорения, гравитационную болезнь и осталась живой. Что говорил Дэйвис, когда удалял его программное ядро? «Скоро Морн придет в себя. Я не могу говорить ей об этом. Особенно после того, что она пережила». А затем он добавил: «Я не могу сказать Морн, что единственный человек, от которого зависело наше спасение, попал в состояние чертова стазиса!»

Значит, с ней что-то случилось. Что-то нехорошее. Похожее на то, что с ней делали он и Ник Саккорсо. И все же она пришла к нему. В ошеломляющей вспышке озарения – такой же быстрой, как скорость его имплантов – он понял, что обрадовался Морн. Его глаза были открыты – насколько он знал, они оставались открытыми все время. Лежа на хирургическом столе, с правой щекой, прижатой к упругой подушке, он видел только приборную консоль лазарета. Стерильный свет комнаты освещал экраны и индикаторы. Они свидетельствовали о том, что он проснулся. Нет, черт возьми! Они еще заверяли его, что он почти поправился. Морн стояла по другую сторону стола. Она не видела, что его глаза открылись. Или, возможно, она не смотрела на показания приборов.