Карел Чапек - Первая спасательная

Станда понимает, что произносит "кловля" вместо "кровля", и хочет поправиться.

- Кловля, понимаете? - повторяет он. - Кловля.

Ему самому становится смешно.

- Кловля, - еще раз вырывается у него. Он громко хохочет, и руку начинает болезненно дергать.

- Хорошо, хорошо, - ворчливо успокаивает его тот санитар, у которого Станда повис на шее, и крепко обхватывает его за талию.

- Дружище, я тебя тоже люблю, - торжественно произносит Станда.

Клеть останавливается, и два санитара выводят Станду.

- Бог в помощь, - говорит кто-то и отдает честь.

Да ведь еще день, изумляется Станда и по-совиному жмурит глаза; неужели еще день?

- Который час? - спрашивает он.

- Скоро шесть. Осторожно, садись.

- Что это за кровь? - спрашивает Станда, указывая на землю возле своих ног, и хмурит брови. - Ее должны были вытереть, что за безобразие!

- Так, теперь ложись!

- Куда?

- На носилки, мы тебя понесем.

Станду несут по двору; у решетчатых ворог "Кристины" стоит несколько зевак... "Как-то здесь кого-то уже несли, - смутно припоминает Станда, боже, когда же это было?" Вот и машина скорой помощи, санитары поднимают носилки и медленно, очень медленно просовывают их в автомобиль. "Кого же тогда несли? - задумывается Станда. - И когда это было?"

Машина трогается, и Станда, откатчик первой спасательной команды, снова начинает по-детски хныкать от невыносимой боли.

XXIII

- Посмотрим, посмотрим, - суетится толстый главный врач. - Не бойтесь, юноша, больно не будет... Ну, поскорей, сестра, раздеть, выкупать - и в операционную.

Станде отчаянно стыдно, когда две чистенькие медсестры стаскивают с него штаны и носки и ведут в ванну.

- Я сам, - протестует он, но бесполезно; его уже намыливает и трет этакая веселая толстая мамаша с блестящими щеками.

- Сейчас, сейчас, - смеется она и утирает ему даже нос.

- Пальцы отрезать я не позволю,- угрюмо твердит Станда, полный решимости защищать их не на живот, а на смерть, если этому толстяку доктору вздумается подойти к нему с ножницами или с чем-либо подобным. Но когда Станду привели в операционную, он совсем пал духом: сидит на краешке стула и тоскливо озирается. К нему подходит молодой врач в белом халате.

- Послушайте, у вас не было когда-нибудь дифтерита или тифа? спрашивает он как бы между прочим.

- Не было, - испуганно бормочет Станда.

- В таком случае я сделаю вам противостолбнячную прививку, удовлетворенно говорит молодой врач и не спеша начинает возиться с какими-то штучками. - Больно не будет.

Он натирает руку Станды повыше локтя чем-то холодным и затем подходит с тонкой иглой; Станду охватывает ужас.

- Теперь держитесь, - громко говорит врач, захватывая двумя пальцами кожу на руке Станды, и быстро, с силой вонзает иглу. Станда приглушенно вскрикивает.

- Ну, ну, - ворчит молодой врач. - Перенесли такую травму, а теперь хнычете от простой инъекции!

Станда в растерянности; как объяснить доктору, что там с ним была команда, а здесь он один; это, сударь, огромная разница! А в дверь уже вваливается шумливый толстяк, главный врач, в белом халате, за ним две белые медсестры, будто служки за священником. У Станды замирает сердце.

- Положить! - кричит толстый доктор и отворачивается, чтобы еще раз вымыть руки; не успевает Станда сообразить, что происходит, как уже лежит на столе и видит над собой белый потолок; ему только смутно припоминается, что к этому столу он покорно, как овечка, подошел сам и кто-то только помог ему лечь. А на носу у Станды лежит уже что-то мокрое, и чей-то голос говорит: - Дышите глубже и считайте до двадцати.

Станда начал считать, но тут ему вспоминается "кловля", и он громко хохочет.

- Кловля падает, кловля. Пепек, это "ловля! - Станда захлебывается от смеха. - Замухрышка, замухрышка Андрее, - сморчок и замухрышка! Мартинек, спой... "Зачем вам плакать, очи голубые, - затянул Станда, - вам все равно моими не бывать!.." А тем временем звякали какие-то инструменты.

-- Подержите, сестра, - быстро говорит кто-то, а Станда поет: - "Вовек не бу-удете моими, зачем же ду-мать обо мне..." Пой, Мартинек, ты золотой парень!

- Ножницы! - слышится голос.

- "Ставили для каменщиков плотники леса... - во все горло распевает Станда. - А по ним гуляет девица-краса... Девица-краса, синие глаза..."

- Держите, - говорит голос, и Станда теряет сознание.

Когда он пришел в себя, над ним был уже другой белый потолок, и Станда лежал в белой постели. Рядом стояла белая толстая сестра со стаканом какойто желтоватой жидкости в руке.