Карел Чапек - Первая спасательная

Станда раскачивается всем телом, баюкая у груди левую руку, будто ребенок - куклу; от боли у него все еще текут слезы.

- Пройдет, - утешает его дед Суханек. - Доктор наверху отрежет пальцы и потом вылечит.

Станда перестал раскачиваться.

- Дед, - прошептал он, выпучив глаза от ужаса, - я потеряю пальцы?

Дед Суханек закивал мудрой головой.

- Они у тебя раздроблены, сынок, смотреть страшно.

- Что же я делать стану?-заикается Станда.

- Они тебя на другую работу переведут, - успокаивает его дед. - Как того Кафку, Лойзика-то; ип тоже бея руки остался, ну и сделали его сторожем. Все лучше, чем получать несколько жалких крон по инвалидности.

Станда перестал плакать: он узнал нечто худшее, чем боль. Боже, что мне делать, что мне делать? Может быть, не только пальцы, а и вся рука пропала; и все из-за такого пустяка... теперь все станут говорить: ну и глупый малый, куда лапы-то совал! Станда почти потерял голову от своего несчастья; но всего ужаснее мысль, что у него отрежут пальцы; и вдруг ни с того ни с сего Станда неудержимо захлебывается сухими рыданиями.

- Да что с тобой, что ты? - перепутался дед Суханек. - Перестань, Станда! Эх, что мне с тобой делать, милок! Гляди-ка, Ханс идет...

Станда сразу стих. Хансен остановился над ним, заложив руки за спину.

- Лучше теперь? Да?

- Лучше, - вздохнул Станда.

- Вот и хорошо.

С противоположной стороны, из бездонной тьмы, быстро приближаются три огонька - впереди Пепек, за ним двое с красным крестом на рукаве.

- Они не могут носилки протащить через стойки, - сердится Пепек. Придется им тебя, дружище, вести.

- Я сам дойду, - уверяет Станда и пробует подняться на ноги; но колени у него подгибаются и кружится голова.

- Ты обними меня за шею, - предлагает один из санитаров,- я тебя поведу.

- Н-да, - критически замечает Пепек, - пройдете вы там рядышком, как же; может, еще и кадриль станцуете? Ничего у тебя не выйдет.

- Как же быть?

- Пусти, - обрывает его Пепек. - Эх ты, еще санитар называешься. Гляди, как людей из трактира выбрасывают, если они упираются. Возьми его вещи, ясно? Приподыми-ка лапы, Станда! - И Пепск обхватывает Станду сзади обеими руками поперек туловища. - Ногами двигать можешь? Да? Тогда пошли!

Пепек наполовину несет, наполовину подталкивает бессильного, беспомощно оглядывающегося Станду; Хансен подносит пальцы к кожаному шлему, дед Суханек машет рукой, запальщик Андрее отдает честь по-военному, Мартинек останавливается с инструментами в руках - бог в помощь, Станда, будь здоров, Станда, не бойся, парень, ты вел себя молодцом; и Пепек через лес стоек и подпорок несет его как перышко.

- Так, - хрипло отдувается Пепек, - ложись теперь на носилки и валяй прямо в больницу.

- Спасибо тебе, Пепек, - с чувством говорит Станда.

- Брось, - обрывает Пепек, отхаркиваясь. - Ну, всего тебе, Станда.

Два санитара несут Станду на носилках бережно, словно святыню. Теперь, когда поблизости нет никого из команды, рука болит гораздо сильнее, и Станда всхлипывает от боли; в зыбком свете лампочек он видит над собой лишь оклады и затяжки, сколько их тут, люди добрые, сколько дерева, прямо деревянный туннель; а сколько свисает с балок мертвенно-белых грибов - одни с коровьи легкие, другие похожи на веревки, а некоторые- просто нежные хлопья, точно иней. Длинный бледный человек открывает перед носилками деревянные двери настежь.

- Бог в помощь, - здоровается он, отдавая честь.

- Бог в помощь, - бормочет Станда, теперь он чувствует себя необыкновенно важным. И снова потолок крепи, Станда стал считать переклады, но вскоре сбился и закрыл глаза. Когда он очнулся,его уже несли по бесконечному сводчатому коридору с цепочкой электрических лампочек. "Они горят только ради меня, - гордо думает Станда. - Только бы эта чертова рука не так болела!"

Вот и рудничный двор.

- Бог в помощь, - приветствует человек у подъемника.

Санитары наклоняются, чтобы поднять Станду с носилок; так, осторожно, возьми меня за шею, осторожнее, - и бережно, чуть ли не почтительно, его вводят в клеть. У Станды кружится голова, он повис у кого-то на шее, но испытывает, неведомо почему, безграничную гордость, почти забывая мучительную боль в руке. Станду охватывает приятная слабость...

- Выпей скорей, - говорит второй санитар и подносит к губам Станды фляжку. Отхлебнув, Станда поперхнулся, оказывается-коньяк; и тут же от блаженства и боли голова у него совсем пошла кругом.

- Это был... взрыв... понимаете? - возбужденно лепечет он. - Вдруг ка-ак треснет... и... и... кловля посыпалась, кловля.