Екатерина Белецкая - Верю, судьба!

- И что? - спросил Атис.

- А ничего, - агрессивно ответил бывший следователь. - Их не двое оказалось, как мы рассчитывали, а восемь. Они хозяина завалили, троих из моей группы тоже, цацки взяли и ушли. Это же какая химия-то! Ни одна одежда не спасает. По составу она вроде как кислота с ядом. Только скажи ты мне, какой яд кислоту выдержит и сам не растворится? Ведь одежду он только в путь прожигает, любую! Металл, пластики…

- Так что получилось-то? - спросил Атис с любопытством.

- Да все просто получилось. На меня только несколько капель попало, я-то за пару недель оклемался. А помощник и трое моих ребят - тю-тю. Вот и перевели меня - сначала в кочегары, а потом в машинисты, повысили.

- А бандиты?

- Ушли. Наверное, и сейчас где-то ходят. Я слышал, что и теперь так грабят иногда, с ядом. Хитрая штука - от пули след остается, от ножа - тоже. А тут кислота. Пойди, разбери.

Они немного помолчали. Атис сидел, прижимая к себе сумку с котом, машинист угрюмо глядел в пол.

- А знаешь, какие они интересные, - вдруг тихо сказал машинист. - У них костюмы такие… - от недостатка слов он прищелкнул пальцами, улыбнулся, словно воспоминания о банде были самыми приятными в его жизни. - Такие красивые, сверкающие… а банда знаешь как называлась? "Алмазная чешуя".

- Почему? - спросил Атис.

- Костюмы стеклянные. Чтоб от своей же кислоты не пострадать.

"Глупость какая, - подумал Атис. - Сказки. Нельзя из стекла сделать костюм, он же разобьется".

- Думаешь, я вру? - горько спросил машинист. - Правда это. Такая же, как то, что твои дружки тебя, друг Сигна, в ту же ночь заложили. Пришли в корпорацию, и всё, как есть, рассказали. И теперь все знают, что Атис Сигна, тридцати двух лет от роду, особых примет нет, рост - метр восемьдесят пять, вес семьдесят семь, волосы черные, глаза светло-серые, обвиняется в поджоге офиса и бензоколонки Ойлл-о, убийстве троих служащих корпорации, порчи имущества на астрономическую сумму, и прочая, и прочая. Приговорен к смертной казни, через публичное повешение в назидание, но сбежал из города Кремова позавчера ночью.

- Я не знал, что я кого-то убил, - пробормотал Атис.

- Да никого ты не убил. Это они для красоты, для острастки. Я вот тебе соврал, а ты поверил, - машинист, передвинул какой-то рычаг, сверху зашипело, раздался длинный тоскливый свисток. Ночи было все равно, никто не ответил тепловозу. Машинист помолчал и продолжил:

- Я соврал, что их восемь было. Это для начальства их восемь стало, а так… двое их всего было, парень. Мужик да баба. Только прошли они через нас, как нож сквозь масло. Минута - и все уже лежали, а они барахлишко высматривали, какое им по нраву будет. Ну, золото там, деликатесы. А ходят они… знаешь, действительно словно рыбы плавают. Неспешно так, мягко.

Атису уже надоел этот рассказ, но перебивать машиниста он не решился. Рассеянно кивал, но думал о своем. Вот значит как. Дружки, называется. Сволочи… интересно, а Жанета?…

- Счастлав, а кто меня заложил? - спросил он.

- Эти… Леонид и Авдей. Они теперь тоже в дерьме по уши, на вышку их отправят, наверное, нефть они будут добывать, - неохотно ответил машинист. - Атис, скажи, а зачем ты это сделал?

- Просто так… из уваженья к огню, - ответил Атис. Его лицо на секунду осветилось каким-то внутренним знанием, эта фраза явно принадлежала вовсе не ему… впрочем, так оно и было.

Дорога летела им навстречу, черная, как ночь, перерезанная рельсами, неотвратимая, как судьба. Кто свернул, а кто остался на ней - было ведомо одному лишь Всевышнему, и, наверное, тому ангелу с мечом, которого Атис случайно встретил на стене монастыря.

Поезда сменяли поезда, дни сменяли ночи. Атис бежал, и этот бег захватил его, вобрал в себя и все никак не хотел отпускать. Абсорбент переносил все невзгоды и тяготы пути стоически… да что взять с кота? Ели они что попало, спали, где придется, и Атису такая жизнь стала даже чем-то нравиться. Но зима давала о себе знать, зима и холода. Через полторы недели блужданий Атис понял, что все-таки надо где-то жить. В тот день очередной поезд, в котором он ехал, остановился в городе под названием Пески. Название Атису чем-то понравилось. Он понимал, что Пески имеются в виду, скорее всего, сахарные, но, по крайней мере, это было нормальное имя для города. Оно хотя бы допускало двойное толкование.