Святослав Логинов - Мёд жизни (Сборник)

У меня есть подруга. Её зовут Лена, а у Лены есть пластмассовая собачка, прыгающая через обруч. Вообще это ёлочная игрушка, но Лена ходит с ней в детский сад. И мне дозволено строить дом для этой замечательной собачки. О, как я его строил! В песочницу меня не пускали, но я соскрёб песок со всех дорожек, выстроил крышу из веточек, и мы успели спраздновать собачкино новоселье как раз к тому времени, когда за Леной пришли родители.

На следующий день, едва управившись со шнурками, я подошёл к Лене, надеясь, что мы снова будем строить дом для собачки. Однако Лена уже была занята с другими девочками («Кто не успел – тот опоздал», – гласит народная мудрость). И всё же мне было предложено вместе со всеми играть в учреждение.

– А как?

– Ты будешь начальник, а мы – подчинённые. Ты будешь заставлять нас работать.

Грядущим поколениям именно эта изумительно реалистическая подробность может показаться фантастикой. А тогда в жизнь властно входил застойный принцип: «Они делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем». И лишь я с простодушием, достойным Кандида, всё воспринимал всерьёз.

Девочки расселись на скамейке, сложили руки на коленках. Я подошёл вразвалку и сказал:

– Здравствуйте, сегодня мы будем работать.

– Не будем работать, – последовал ответ.

– Почему? – я уже вошёл в роль и удивился совершенно искренне.

Далее мне в четыре женских глотки объяснили, почему работать со мной никто не согласится. Я узнал, что у меня нечищеные ботинки, что я ругаюсь матом, а сверх всего, я алкоголик и бью свою жену.

Ботинки мама с утра чистила, просто они уже успели запачкаться. А ругаться я вовсе не ругаюсь, ни тихо, ни громко, благим матом. И жены у меня нет… была бы, так, может, и бил бы, а так – не могу. Что такое алкоголик, я просто не понял.

Трудовой процесс в учреждении был сорван. Подчинённые, провидя грядущую демократизацию общества, изгнали начальника, не оправдавшего доверия трудового коллектива. Кто из фантастов той поры мог предвидеть такое?

На следующий день, когда я подошёл к Лене, она отвернулась:

– Уходи. Ты плохой. Я с алкоголиками не играю.

По дороге из детского сада я вызнал у мамы, что значит слово «алкоголик», и очень обиделся.

Впрочем, реальность ничем бы не отличалась от фантастики, если бы ограничивалась единственным фантастическим предвидением. Время шло, и наступила солнечная весна 1955 года. В тот день по радио шла передача о том, как дети помогали весне. Я внимательно выслушал её, а потом пошёл гулять во двор. Там и впрямь была весна, светило солнышко, с дровяных сараев свисали сосульки, на припёке снег таял, растекаясь большими лужами. Но в тени за сараями эта же вода вновь замерзала, подёргиваясь корочкой льда.

И тогда я понял: сейчас или никогда! Если хочешь лета, нужно помогать приходу весны. Я спустил рейтузы и уселся прямо в лужу, оттаивать лёд голой попой.

Если доверять памяти, то сидел я там часа полтора. Холод пробил меня насквозь, но я терпел, ожидая, что сейчас вода станет тёплой, а лёд бесследно исчезнет, что со всех дворов сбегутся мальчики и девочки, дружно спустят штаны и попами своими помогут приходу весны!

Полагаю, что полтора часа составляли не более полуминуты. Безжалостная реальность растоптала иллюзии мифологического мышления. Я вылез из лужи, дрожа как цуцик. Чёрная шубка из крашеного кролика промокла насквозь, в ботах хлюпало. И хотя я натянул вымокшие рейтузы, теплее не становилось. Оставляя за собой потоки талой воды, я побрёл к парадной. Идти домой в таком виде было нельзя, и я принялся на лестнице выжимать шубу. Безнадёжное занятие, которое не всякому взрослому по плечу! И всё же я старательно мял меховой подол, надеясь, что дома ничего не заметят.

В это время на лестнице появляется малознакомая тётя. Это соседка даже не с нашего этажа. Должно быть, она собралась в магазин и теперь спускается вниз. И вот эта странная женщина вместо того, чтобы идти по своим делам, останавливается, кричит: «Ы-а!..» – хватает меня под мышку и бежит наверх, прыгая через две ступеньки. Я болтаюсь головой назад. В ту минуту я ничуть не удивился и не испугался бы, если бы тётя прибежала прямиком на чердак и вручила бы меня в лапы деду Бородеду. По счастью, на седьмом этаже тётя останавливается и начинает трезвонить в нашу квартиру.

– Кто там? – слышен встревоженный бабушкин голос.

– Марья Петровна, открывайте!..

Меня раздевают и укладывают в постель. Зачем? – ведь я сегодня днём уже спал! Меня долго растирают мокрым вафельным полотенцем, как будто я и без того мало промок. В воздухе висит острый запах спиртовых компрессов, хорошо памятный по тем временам, когда я болел свинкой. Я трижды болел свинкой, чего с нормальными детьми не бывает, и запах спирта и камфары пропитал всё моё детство.