Александр Абрамов - Человек, который не мог творить чудеса

— В каком? — спросила Сузи.

— Помнишь, как герой из окна своего дома видит корабль, прибывающий в порт? Вот с этого корабля и приходит к нему некто невидимый, неощутимо проникает в душу, живет рядом, существует, вполне материально, но невидимо и неслышно. Передвигается по комнатам, переставляет мебель, звенит посудой, читает книги…

— Орля? — вспомнил Вэл.

— Орля.

На уик-энд, с которого и начались все описываемые далее удивительные события, мы тогда, как обычно, поехали к Доуни втроем, застав у него также традиционных гостей — судью Блетчфорда с женой и викария Хауленда. Они уже не удивлялись Вэлу, привыкли к нему и даже не затевали с ним политических споров, от которых он уклонялся с присущим ему дипломатическим тактом. Да он и сам привык к традиционному английскому отдыху, научился весьма сносно играть в гольф и пить виски перед вечерним обедом. А после обеда в тот вечер мы долго сидели на широких ступеньках веранды, наслаждаясь теплым июньским сумраком, пастельным закатом и прохладным ветерком с Темзы, лениво болтая о том, что приходит в голову в такие убаюкивающие, бездумные часы.

— Я сейчас перечитываю Уэллса, — вспомнила миссис Доуни, — как раз именно в такой летний вечер и, пожалуй, в такой же близости к Лондону упал на Землю первый снаряд с марсианами.

— Теперь не упадет, — откликнулся Вэл. — Никаких марсиан не существует в природе. И вообще никакой жизни на Марсе нет.

— Может быть, не белковая, не кислородная? — предположил судья. — Вы ведь физик, Сузи. Что скажете?

— Боюсь, что нет.

— Даже растительной?

— Никакой нет, — отрезал Вэл. — Ни мхов, ни лишайников — одни каменные кратеры да измельченный песок, подымаемый бурями. Советские спутники Марса уже передали на Землю снимки его поверхности: только мертвые пемзовые пустыни вроде лунных со смерзшейся углекислотой на полюсах. Сухой лед, как в пакетах мороженого. Ваш Уэллс, при всех его литературных достоинствах, по крайней мере на полвека отстал от науки.

— Странные совпадения бывают в жизни, — сказал до сих пор молчавший викарий. — Помню, как лет тридцать назад — я тогда еще мальчишкой был — собрались у отца, как и у вас сейчас, друзья по соседству. В таком же деревенском коттеджике. Еще до Дюнкерка, даже до Мюнхена. И заговорили: а вдруг война? Тихий закат, ветерок с реки…

— К чему это вы, ваше преподобие? — перебил Доуни.

— Случайная мысль: а вдруг?

— Что вдруг?

— Неожиданное, непознаваемое.

— Непознаваемого нет, есть только непознанное, — вмешалась Сузи.

Я решил погасить спор:

— А ветерок-то иссяк. Совсем иссяк. Тихо, как в церкви.

Доуни встал и оглядел чернеющее небо:

— Будет гроза. Метеосводка сообщила о двух циклонах. Один с берегов Испании, другой с арктических широт движутся навстречу. Встретятся над Англией. Может быть, здесь.

— Боюсь грозы, — встревожилась Сузи.

— Я тоже, — поддержала ее миссис Доуни. — Пойдемте в комнаты.

Судья и викарий последовали за дамами.

— А мы, пожалуй, останемся, — сказал Доуни. — Уж очень вечер хорош. Да и гроза далеко.

Я выглянул из-за колонны. Чернота на небе прожорливо глотала убегающие облака.

— Молния может ударить внезапно.

— Мы под крышей и за колоннами, — сказал Доуни.

— А шаровая?

— Не паникуйте, ассистент. Шаровую придумали физики.

— А зеленую? — вдруг спросил Вэл.

По черной туши неба черкнула зеленая искра. Мы напряглись, ожидая грома. Но грома не было. Только светилась в небе зеленая ниточка, как след реактивного самолета. А конец ее летел вниз, прямо к нам. Я говорю условно — летел, потому что длилось это мгновение, какие-то доли секунды. Доуни едва успел спрятаться за колонну, а Вэл, отпрыгнув, рванул меня. Но слишком поздно: светящийся конец копья, брошенного невидимым копьеносцем, ударил меня прямо в лицо, ослепил и прошел насквозь, бросив в беззвездную черную тьму. Сознание погасло…

Очнулся я на диване в нижнем холле коттеджа. В темноте горели свечи. Вэл поддерживал мою голову, а миссис Доуни прижимала к носу пузырек с нашатырным спиртом. Я оттолкнул его: голова была свежа, как после крепкого здорового сна.

— Как долго я был без сознания? — спросил я, подымаясь.

— Минут десять. А мы уже думали, что вам конец, — сказал, подойдя, Доуни. — Ведь молния ударила прямо в вас.

— Рядом, — сказал я: мне не хотелось вспоминать о беззвучном и безболезненном уколе зеленой искры. — Молния ударила между нами, если это вообще была молния.