Томас Диш: Славный маленький тостер отправляется на Марс

— Изумительно! — воскликнуло электрическое одеяло, познания которого в таблице умножения ограничивались тем, сколько будет семью семь. Оно выдвинуло ящик стола, в котором лежал калькулятор. — Ты не хотел бы присоединиться к нам?

— Не знаю, не знаю. Я вовсе не против находиться в темноте двадцать четыре часа в сутки на протяжении трехсот шестидесяти четырех дней в году, то бишь восемь тысяч семьсот тридцать шесть часов ежегодно. Меня это вполне устраивает.

— Погоди, — озадаченно проговорило радио. — Разве в году не триста шестьдесят пять дней?

— Разумеется, — откликнулся калькулятор, — но хозяйка обязательно вынимает меня из ящика четырнадцатого апреля, чтобы посчитать налоги. — Он ностальгически вздохнул. — Обожаю четырнадцатое апреля.

— Ты уверен, что не ошибся? — как-то робко осведомился Гувер. — У меня получился совсем другой результат.

— Несомненно, уверен, — отозвался калькулятор без привычного высокомерия всезнайки в голосе. Он ни за что не признался бы в этом, но был безумно рад, что его выпустили из ящика стола и дали возможность пообщаться с прочими электроприборами. Таковы, кстати, все электроприборы, работают они от батареек или от сети. — Пересчитай, — посоветовал он пылесосу.

— Не стоит, — вздохнул тот, — я думаю, ты прав. — Он вздохнул снова, тяжелее прежнего. — И остальные вроде как тоже правы. Пожалуй, надо попытаться вернуть к жизни слуховой аппарат.

Нагревательная спираль тостера засветилась от удовлетворения, однако, он не стал торжествовать в открытую.

— Тогда за дело! Хозяйка скоро вернется с занятий, быстрее, чем ты успеешь произнести «электрокинетика».

И вот споро, но обстоятельно, как это в обычае у электроприборов, они взялись за работу. Гувер очистил слуховой аппарат от паутины и снял его с крюка, на который хозяйка повесила беднягу после того, как в очередной раз безуспешно пыталась воспользоваться им. Она купила его всего лишь за два с половиной доллара на благотворительной распродаже у женщины, которая уверяла, что аппарат много лет принадлежал добродушному профессору из Принстонского университета в штате Нью-Джерси. Женщина утверждала, что, несмотря на свой несколько громоздкий вид, этот аппарат даст сто очков вперед любому из современных. «Профессор говорил, — сообщила она хозяйке, — что, надевая его, он слышит собственные мысли».

На следующее утро, за завтраком из апельсинового сока, чашечки кофе и двух тостов с маслом и клубничным джемом, хозяйка рассказала обо всем, что услышала, тостеру. Подобно большинству одиноких людей, она выбрала его себе в наперсники, посвящала его в подробности повседневной жизни, делилась с ним своим мнением по поводу статей в газетах и журналах. Хотя тостер никогда ей не отвечал (ибо с людьми электроприборы ведут себя совсем иначе, нежели друг с другом), он гордился доверием хозяйки.

Гувер доставил слуховой аппарат в гостиную и положил его на стол. Калькулятор осторожно подсоединился к одному из проводов аппарата и принялся бормотать что-то на языке квадратных корней, синусов и косинусов, который остальные электроприборы не понимали, а потому относились к калькулятору с немалым почтением.

Вдруг в месте соприкосновения проводов сверкнула искра, а затем, быстро чередуясь, на дисплее калькулятора стали возникать яркие, словно огненные, цифры. Сначала мелькнули восемь нулей, потом появилось число 3,14159, которое, как известно любому электроприбору с вращательными характеристиками, являлось удивительным числом «пи».

Тостер, поскольку какие-либо вращательные характеристики у него начисто отсутствовали, пришел в замешательство, увидев показания на дисплее калькулятора, и даже Гувер вместе с радио, знавшие кое-что о «пи», были слегка озадачены, потому что калькулятор менял цифры быстрее, чем они успевали разглядеть их.

Снова ослепительная вспышка, и калькулятор весь засветился, будто игровой автомат, зафиксировавший самый крупный счет. На дисплее появилась надпись: Е = мс2.

— Что это значит? — прошептало электрическое одеяло.

— Понятия не имею, — отозвался с беспокойством тостер, обвивая своим шнуром стоящую рядом на кухонном столе деревянную перцедробилку. — Просто не представляю.

Полыхнув еще одной миниатюрной молнией, калькулятор отсоединился от слухового аппарата.

— О! — воскликнул он. — Ой-ой-ой! Великие небеса! Я не… Я не могу… Вы не поверите… Нет, немыслимо! Извините, но мне нужно обратно в ящик.