Казалось бы, здесь и сказке конец.
Да не тут-то было. Разговор только начинается.
Начнем с того, что Марк Твен, выпуская в свет «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», оказался новатором дважды, ибо в равной мере заложил основы идей прогрессорства и альтернативной истории (пусть даже сами эти термины были введены в обиход много позже). Впрочем, с последней все не так просто. Формально основоположником альтернативно-исторического подхода считается британский историк и социолог сэр Арнольд Дж. Тойнби (1889—1975), по иронии судьбы родившийся как раз в год опубликования «Янки…» – его знаменитое эссе «Если бы Александр не умер тогда» увидело свет в Англии в 1969 году (у нас – десятью годами позже). Однако к тому времени счет литературным «еслиадам» уже давно шел на сотни, что лишний раз доказывает неоспоримый тезис: наука куда чаще идет по следам изящной словесности, чем это принято считать. Но роман Марка Твена является не только краеугольным камнем – он еще и стоит наособицу. Подход всех прочих «еслибистов» един: возьмем некую точку бифуркации, которыми полна история, и посмотрим, что получится, если развитие пойдет не по реализовавшемуся, а по некоему гипотетическому пути. Не то у Марка Твена: он сознательно запустил Хэнка Моргана не в реальную Британию VI века, а в легендарное Артурово королевство логров: чтобы сделать эксперимент подлинно чистым, писателю нужна была сугубо условная страна. То есть Марк Твен избрал, так сказать, не арифметический, как остальные авторы альтернативно-исторических сочинений, но алгебраический метод.
Далее. Марк Твен привел своего героя-прогрессора к финалу весьма печальному – историческая среда в конце концов отторгла все его новации, как отторгает живой организм пересаженную ему чужую ткань. Причем этот мудрый вывод дался автору очень и очень нелегко. С одной стороны, писатель прекрасно помнил, чем обернулась механическая прялка плотника Джеймса Харгривса, его милая «дженни», для отчаявшихся «братьев» юродивого подмастерья Неда Лудда. А значит, и понимал, что ни положение всесильного Босса, правой руки могущественного самодержца, ни разнообразные чудеса промышленного изготовления не помогут Хэнку Моргану в одночасье изменить устои общества и судьбы страны. Перед мерным ходом истории доброй старой Англии позитивный мастеровой из Новой Англии оказывается бессилен. История продолжает угрюмое течение свое, а люди заботятся, чтобы об этом младшем брате инженера Сайреса Смита и на синь-пороху памяти не осталось бы.
Но печальный вывод этот – при всей его правдивости – не хочется принимать. И потому в памяти остаются лишь страницы с описаниями триумфов янки, тогда как финал наше сознание инстинктивно отторгает. Что ни страницу открываем вновь – перечитываем с удовольствием любую, но только не финал. И вопреки истине готовы настаивать, будто Марк Твен написал гимн предприимчивости и мастеровитости рабочего человека. Почему? Да потому, что автор добр к своему герою, как намытарившийся дед ко внучонку. Его заботами янки чист душою, невинен в помыслах, действует открыто, действует потому, что не может не действовать, а на исповеди ему каяться не в чем, разве что в мелком скрытничестве ради удовольствия простецкой шутки. Король и королевство ему подарены легендарные, легендарны (но притом общеизвестны) и остальные персонажи книги. Этим повествованию придается соразмерная условность, тогда как автор оказывается беспредельно свободен в обращении с действующими лицами. И свободу свою употребляет на рисование необидных шаржей, ни в чем не ущемляя чести своего героя.
В итоге получается, что Марк Твен оказался первооткрывателем, положившим на карту все пределы мира, – этаким Магелланом, Амундсеном и Пири в одном лице. Причем, обозначив границы, он выявил и самую что ни на есть сердцевинную суть как исторического процесса, так и прогрессорства. Казалось бы, прочим здесь делать нечего. Ан нет! Границы-то на карту положены, но в обозначенных ими пространствах сплошь белые пятна. В конце концов, даже зная, что Земля – это шар (а для самых умных – трехосный геоид), что в центре ее ядро, закутанное в мантию, слоем Мохоровичича отделенную от коры, даже зная все это, повторяю, можно открывать Рифейские горы и Аральское море, ничуть не ощущая ущербности от масштаба своих деяний. Да и не в масштабе дело – в порыве. Помните, как писал Александр Гумбольдт: «Я умру, если не увижу Каспийское море!» Не на карту положу, не глубины да солености измерю, но – если не увижу. И разве удивительно, что сыскалось превеликое множество желающих отправить в просторы пространства и времени собственных героев-прогрессоров? Мудро или не мудро, но – порыв…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу