Кир Булычев - Старый год

И ей-богу, я почувствовал истинное облегчение, когда его голова возникла рядом со мной и он спросил, отплевываясь:

– Помочь, Гарик?

– Ничего, плыви. А где Григорий Михайлович?

Я правильно сделал, что спросил, – оказывается, тот бултыхался, собираясь потонуть метрах в пяти сзади нас. Егор поплыл к нему и потащил к берегу, а тот махал руками, старался утопить Егора.

Когда я вылез на причал, то увидел Веню Малкина. Он стоял на досках, махал кулаком вслед катеру, грязно и витиевато матерясь.

Я втащил Кюхельбекера на причал.

Веня увидел меня и спросил:

– Ты зачем этого тащишь? Оставь в воде.

Я положил Кюхельбекера на доски и спросил Веню:

– А что это за катер? Я думал, что здесь такой транспорт не предусмотрен.

– Черт их знает! – в сердцах ответил Малкин. – Я до них доберусь!

– Они приходят оттуда, сверху, проносятся туда и обратно. Но мы их не знаем, – сказал разбойник, который только что вылез из воды и прыгал на одной ноге, стараясь вылить воду из уха.

Одна лодка валялась на боку рядом с нами. Ее пассажиры разбирались с синяками и порезами. Но вроде все были живы.

– Хорошо, что добычи не было, – сказал вдруг Григорий Михайлович, которого выволок на причал Егор. – Просто счастье. Представляете, как бы мы огорчались.

И почему-то от этой незамысловатой фразы все ударились в смех.

И такой поднялся хохот, что Веня чуть не сел, согнувшись в поясе. Даже я засмеялся, хотя ничего смешного не было.

К нам бежали люди с берега. Две женщины и старик с костылем.

– Что привезли? – крикнула первая из них, лохматая, с грубым лицом.

– Победа! – крикнул им Веня, выпрямляясь и поднимая над головой стиснутые в пожатии руки. Так ведут себя победители на стадионе.

Человек не может изменить принципы поведения – стадион ли рукоплещет ему или три дикаря.

Любопытно, подумал я, каково должно быть минимальное наполнение мира, чтобы поддерживать цивилизацию?

Очевидно, когда люди разбросаны по лицу пустынной Земли так скудно, они неизбежно вырождаются, хотя и поддерживают порой видимость организации – как на площади Киевского вокзала.

Обязательно надо будет расспросить аборигенов, откуда этот катер. Общая тайна этого мира может быть разгадана лишь через раскрытие маленьких загадок.

Лишен ли этот мир системы коммуникаций или мы попали на его окраину, к жителям саванны?

Кюхельбекер открыл глаза, его взор был мутным, он пытался отстранить меня рукой.

– Оставь его здесь, – сказал Веня. – Его потом отведут куда надо.

– Куда его вести, – сказал один из бандитов, – я его тут зарежу. У меня нож острый.

– Ты глуп, мой друг, – сказал Веня, который уже изменил прежнюю позицию. – А мне нужны умные люди. Ты что думаешь, я хочу всех перерезать и править только вами?

Женщина с грубым лицом поцеловала Веню в щеку.

– Это лишнее, – сказал певец. – Как дела дома?

Он пошел прочь и поднялся по ступенькам на набережную.

– Кюхельбекера не тронут, – рассеял мои сомнения Григорий Михайлович. – Если Веня сказал, то не тронут. Веню здесь уважают.

Мы поднялись наверх следом за Веней.

Он уверенно направился к костру, горевшему возле входа во Дворец спорта – неуклюжего сооружения, стоявшего между стадионом и рекой.

Я вспомнил, что когда-то был здесь, еще мальчиком, на тренировке.

Нет, не сам я тренировался, а одна девочка из нашего детдома попала в сборную. Честное слово, даже в детских домах это бывает. Ее взяли от нас, а она как-то написала письмо мне и Коле Сердечкину и позвала на тренировку. Во Дворце было гулко, в памяти осталось именно гулкое нутро, в котором летали под потолком и неслись надо льдом громкие голоса тренеров и хореографов. Они стояли, опершись о бортик, а иногда выходили на лед, волоча ноги, чтобы не скользить.

Мы поднялись на набережную, поддерживая Григория Михайловича. Он шел, заплетая ноги.

– Я испугался, – сказал он. – Перепугался, что утону. Я плавать не умею. И гитару потерял. Где теперь другую найдешь?

– Наверное, в магазине, – сказал я.

Я промок до костей, было холодно, но не по-настоящему холодно, а неприятно телу.

– Ну, доскажите наконец, – потребовал Егор. – Я же вас вытащил!

– Для этого? – Гитарист обиделся, задрал голову и уткнулся концом мокрой острой бороды в Егора. – А я и не собирался ничего утаивать. Зачем мне утаивать? Это все ваши дела. Сейчас вы увидите свою Люсю. Ее уже давно украли. От этого и началась война. Она была как Елена Прекрасная. Вы читали об этом?