Юлий Буркин - Королева полтергейста

Присутствующие нестройно, но с энтузиазмом прокричали «Ура!» и зааплодировали. Но Атос, остановив их поднятием руки, продолжил:

– Все вы знаете, что основная цель нашей деятельности – благотворительность. И, вступая в дело, каждый из нас знал, что половина общей суммы наших доходов уйдет обездоленным людям. Оставшаяся же половина снова будет поделена пополам: одна часть уходит в оборот фирмы – на обеспечение всем необходимым, другая же – поровну делится между нами. То есть сумма личного дохода каждого из нас будет составлять лишь десятую часть от четверти общей суммы. И я счастлив объявить, что именно сегодня каждый из нас впервые получит свою долю – двадцать пять тысяч баксов!..

И снова Атосу пришлось останавливать взмахом руки восторженный гвалт.

– Отличные кейсы фирмы «Кодак» из натуральной, естественно, кожи, в которых лежат ваши деньги, – подарок фирмы. Так же, как и все расходы за сегодняшний банкет.

Тут Копченый открыл вынутый из багажника «Волги», в которой они приехали, и внесенный в зал чемодан. (В багажник машины встроен сейф; Маша знала, что код его замка – ее год рождения. Атос любит такие эффектные штучки.) Копченый достал из чемодана десять аккуратных добротных кейсов и передал их по рукам. В ручку каждого из них была вшита металлическая бирка с гравировкой. Маша получила свой кейс и прочла на бирке: «Любимой Марусе». «Это безумие, – подумала она, – сейчас за нашим столом в общей сложности четверть миллиона долларов. Все кончится или стрельбой, или чем-то еще хуже». Однако Атос быстро снял ее беспокойство.

– Желающие забрать свои деньги немедленно должны выпить с нами этот бокал и сейчас же покинуть ресторан. Остальные же сдадут свои кейсы обратно, они тотчас будут отвезены в контору и помещены в сейф. За сохранность я ручаюсь. Деньги будут вам выданы по первому же требованию. Я бы очень не хотел, чтобы кто-то сейчас покинул наш стол, но повторяю, это личное дело каждого… А выпить я предлагаю за нашу дорогую Марусю. И объявляю ее Королевой полтергейста!

Все встали, грохнули пробки, холодная искристая жидкость пролилась в бокалы. Выпили. После этого восемь кейсов вернулось в чемодан к Копченому, и тот под охраной двух вооруженных человек проследовал к выходу. Двое же (клички «Слон» и «Али-Баба»), извинившись, покинули ресторан со своими кейсами в руках. Правда, они обещали вернуться по возможности скорее.

Пока за столом оставалось пятеро, в основном царила настороженная тишина. Но вот вернулись те трое, что увезли деньги, и Копченый объявил: «Порядок». Все вздохнули с облегчением. Маша, расслабившись, заметила:

– Ну, ты, Атос, и пижон…

И – понеслось!

Текли реки текилы и джина «Тичер», коньяка «Наполеон» и еще десятков жидкостей, о которых Маша доселе и не слыхивала. Снова и снова пили «за Марусю», пили «за Кису», за град Петра, выпили даже за упокой души Деева, которому все они обязаны появлением Маруси… Отчетливо пахло травкой…

– Ты не боялся отпускать их с деньгами? – между делом спросила Маша Атоса.

– Они понимают, что заработают и больше. И еще – они боятся тебя.

Маша была слегка шокирована.

Потом они танцевали. Сперва танго, а потом и ламбаду, и жигу и фокстрот, и черт еще знает, что… При этом мужики, кроме Атоса, конечно, разбрелись по всему залу и вели жестокий целенаправленный «съем» самых красивых дамочек, независимо от наличия у тех кавалеров, а потом тащили их к своему столу и опаивали французскими винами вековой выдержки, обкармливали экзотическими деликатесами… И отпускали с Богом. «От нас не уйдет».

Но каждый считал своим долгом хотя бы один раз станцевать с Машей. Она была уже порядком пьяна, чувствовала себя на вершине блаженства от внимания и почитания девяти таких разных мужчин. Но особенно понравилось ей танцевать с Гогой, который ржал как сумасшедший, ведь он танцевал с невидимкой, и самому ему казалось, что он обнимает руками довольно приятный наошупь воздух.

То, что он осязал невидимое, смешило его особенно. Крича, к примеру, что-нибудь вроде: «А где наши титечки?! Титечки-то где?!», – он клал руку ей на грудь, закрывал глаза и отвечал сам себе успокоенно: «Вот они, наши титечки…» Затем руку убирал, глаза открывал и, выкатив их из орбит, говорил: «Тю-тю…» И смеялся он так заразительно, что Маша на эти его выходки не оскорблялась, а напротив, заливалась вместе с ним.

Потом явились Слон с Али-Бабой и ко всеобщему удовольствию включились в оргию.