Сергей Герасимов - Country of Well

– Я хочу пить.

Она окунула нос в ближайший колодец, с носа прыгнула капля, родив серебрянное разбегание кружков.

– Невозможно пить такую теплую воду. Им нужно продавать пепси здесь.

– Но, дорогая, это же колорит.

– Обьяни мне, что такое "колорит".

– Не могу.

– Тогда молчи, несчастье.

Они вошли в грот и Стен положил руку ей на коленку. Стенни подвинулась ближе. Как-то незаметно они очутились на самой дальней скамейке. Она обняла мягкую шею и притянула. Минуты превратились в минутки, засуетились и сбежали.

– Что такое? – спросила она, – мы здесь полчаса?

Стен тоже посмотрел на часы и подыграл:

– Не может быть.

Она приподнялась из широких обьятий (Стен был низким, но широким, напоминал полную женщину – если плохое настроение, очень сильно напоминал, а обижался, если скажешь), приподнялась из обьятий и посмотрела на тропинку, по которой они пришли.

– Что-то здесь не так.

– Да, – сказал Стен, не глядя.

– Я говорю, – сказала она и помолчала, – я говорю, что колодцев раньше было меньше. Вот этих двух точно не было. Кто их позвал? Ты говорил Well?

– Я повторял только твое имя, – Стен подкрался за ушко, отстань, щекотно, не отстал, молодец.

– Тогда откуда они взялись?

Один из колодцев пошевелился, зашуршал песок.

– Я знаю, почему здесь песчаная почва, – сказал Стен, – в твердом грунте они бы не смогли передвигаться. Наверное, раздвигают песок вибрацией или чем-то таким.

– Ой, только без умных мыслей, пожалуйста! Они все время на нас смотрели.

– У них нет глаз, – сказал Стен.

– Тогда зачем они приползли? И так бесшумно. Ты уверен, что они размножаются почкованием?

– Толстушка так сказала (гидесса была миловидно-отвратительно полной, на той грани упитанности, где миловидность превращается в безобразность), толстушка сказала, а ей видней.

– Кыш! – закричала Стенни.

Два колодца медленно зашуршали и стали удаляться. За ними оставались волнистые углубления на песке. Один из них останавливался на каждом шагу и, казалось, оборачивался.

Оборачивался он с совершенно женским видом.

– Да, – сказал Стен по поводу этого, – они, видимо очень интересуются половым размножением. Все же создатели их обделили.

– Бедняжки, – ответила Стенни, – они так похожи на людей.

Догоняя группу, она развлекалась тем, что несколько раз звала колодец и прогоняла – распространяла женскую власть в новую область. Наконец, колодец обиделся и ушел насовсем.

Господин Brikovsky был поэтом. Господином он был для почитателей, а для друзей просто Мишель. Друзей он имел во многих городах мира и помногу в каждом, так как был человеком довольно легкомысленным. Довольно легкомысленным во всем, что не касалось поэзии. Он был в легком бежевом костюме, бежевых туфлях и огромных солнцезащитных очках, совсем не модных. Его манера говорить покоряла.

– Ого, – продолжил Мишель, – вот это, друг, да!

Он сделал широкий жест, обозначавший "да!" и, для большей понятности, подержал друга за сгиб локтя. Поправил очки и обернулся, сверкнув лысиной. Через лысину бежали длинные волосинки в тщетной надежде добежать до затылка и впасть в мелкое море настоящих волос. На затылке виднелась полускрытая шишка, поблескивала на солнце, вспотев, предательница.

– Да, я вот о чем, – продолжил Мишель с последнего слова (спутник был молчалив и удобен для словоизвержений), – вот о чем: если эти колодцы так похожи на людей, то они должны понимать поэзию. Конечно, не все люди понимают настоящую поэзию, прости, что я плохого мнения о нашем человечестве, но есть стихи, которые должны быть понятны каждому, даже колодцу.

Спутник молчал, обдумывая что-то свое.

– Я предлагаю почитать им стихи, – предложил Мишель, – у меня как раз есть подходящие.

– Нам было сказано поменьше говорить с ними, – ответил спутник.

Мишель обижено посмотрел на него: нос картошкой, слишком холодные глаза для столь простецкого носа, слишком аккуратная стрижка, выражение губ "себе на уме". Говорит черезчур грамматически правильно, подбирая слова. Умник. Умник, но дурак, как и все умники. Так подумал Мишель.

– Хорошо, можно сделать так, что никто не узнает, – сказал Мишель, – мы отстанем от группы, позовем парочку колодцев и я прочту им из своего. Если они не заплачут от счастья, значит они пустые железки, или камни. На моих концертах даже камни плачут. Пошли.

Спутник согласился из каких-то своих соображений.

Они отстали от всех и поспешили в обратном направлении.