Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

Он осмотрел глаз в последний раз. Все было в порядке: новый глаз, поставленный взамен старого, был моложе и лучше. Он замерил потенциалы оптического нерва и сравнил с таблицей. Что-то не сходилось, но нет повода для волнений – так иногда бывает, пока новый орган еще не притерся на своем месте.

То, что делал Гектор, называлось генопротезированием; генопротезирование и изготовление стандартных лекарств – вот и все, что разрешалась делать биологам, использующим человеческую ткань. Все остальное запрещалось категорически.

Сверх-категорически. Любое отступление от закона каралось высшей мерой наказания – восемью годами тюрьмы. Биология уже достигла такой мощи, что могла легко уничтожить неосторожное человечество, экспериментирующее с собственными генами. Холодный призрак генетической катастрофы был гораздо опаснее лохматых ядерных пугал двадцатого века или крысиной морды чумы, скалящей зубы из средневековья.

– Этот глаз совсем как мой старый, – сказала Зоя.

– Я вырастил его из клеток вашего старого глаза, но новый лучше: он лучше различает цвета в темноте, а в старости вы можете не опасаться дальнозоркости. И я немного усилил кольцевую мышцу, которая регулирует кривизну хрусталика.

Теперь вы можете использовать ваш глаз как увеличительное стекло. Попробуйте.

– Попробовать что?

– Возьмите любой маленький предмет и поднесите его к самому глазу. Теперь ваш хрусталик способен на нем сфокусироваться. Посмотрите на кончик фломастера, так. Вы видите его с маленького расстояния, поэтому вы видите его большим. Ну как?

– Сколько мы вам должны? – спросила Зоя.

– Ничего дополнительно. Четыреста долларов, как и договаривались.

– Но вы работали целый месяц.

– Я работал по вечерам.

– И все равно, это слишком мало. Почему вы не берете больше?

– Я мог бы сделать это за три дня, и вы бы остались довольны и заплатили мои четыреста долларов и не спрашивали бы, почему я беру так мало.

– Тогда почему не за три дня?

– Потому что я люблю делать вещи хорошо. Если не делать хорошо, то это превращается в плохую и скучную подработку, точно так же можно приторговывать на базаре или спекулировать лотерейными билетами. Я лучший, по крайней мере в этом городе, и хочу работать хорошо. Когда я делаю все, что могу, в какой-то момент появляется чувство, что я делаю что-то настоящее, хотя я не могу это объяснить разумно, я перестаю работать как раб и начинаю творить по своему собственному желанию что хочу и как хочу. Тогда работа превращается в удовольствие. Это не работа, а отдых, и поэтому можно работать даже бесплатно.

– Вы давно это придумали? – ка-то совсем скучно спросила Зоя. У нее были большие светлые глаза и широкие скулы, от этого лицо казалось неестественно скульптурным. Может быть, виновато освещение.

– Очень давно, – ответил Грман, – Еще когда я школьником готовился к нудным экзаменам.

– И экзамены перестали быть нудными?

– И я стал сдавать их лучше всех. С того времени это всегда срабатывало.

Если бы я сделал работу не за месяц, а за три дня, я бы взял с вас в три раза больше. Потому что работа, которая не нравится, должна хорошо оплачиваться, иначе никто не будет ее делать. Правильно?

– Можно, я закурю? – спросила Зоя, но не закурила. – Шурик хотел с вами поговорить.

– Я бы не хотел его видеть.

– Но это обязательно.

– Я здесь определяю сам, что обязательно.

– Тогда Шурик говорит, что он позвонит в полицию и сообщит, что вы занимаетесь практикой без лицензии. Мой глаз – доказательство.

– Послушайте, мадам, – сказал Гектор, – ваш глаз не может быть доказательством, потому что ни одна экспертиза не докажет, что это не ваш родной глаз. Он генетически эквивалентен тому глазу, который вы потеряли. Я вырастил новый глаз из клеток старого.

– Зато у меня есть заверенные фотографии, на которых я без глаза.

– Вы еще скажите, что Шурик выбил вам глаз специально, чтобы меня шантажировать.

– Нет, но он все продумал.

Она встала, вышла за дверь и вернулась с мужем. Мужу было около тридцати, полноват, белобрыс, глаза ничтожества.

– Подожди меня! – приказал он и женщина вышла.

– Ну как, доктор, мы договоримся?

– Не думаю, что нам есть, о чем договариваться. Через пять минут вы выйдете из этой комнаты и я вас больше никогда не увижу.

– Я предлагаю дело, – сказал Шурик.

– Вот часы, – Гектор поставил часы на стол, – время пошло.

– Плевал я на часы.

– Я могу поставить песочные. Они сильнее действуют на нервы.