Роман Глушков - Аварийная команда

Адам задрожал сильнее и вдобавок начал жалобно поскуливать. Я огорченно поморщился: неохота было прибегать к насилию, но клиент сам вынуждал нас идти на непопулярные меры. Тюнер и Кадило уже вопросительно смотрели на меня в ожидании сигнала, по которому им полагалось менять милость на гнев. Я не стал больше церемониться с заартачившимся Подвольским и кивнул напарникам: приступайте.

Тюнер ухватил Адама за подбородок и откинул ему голову назад, чтобы он узрел собственными глазами, во что вылилось его упрямство. Кадило аналогичным образом поступил с Алисой. Я же извлек на виду у хозяина из кармана опасную бритву, раскрыл ее и, не реагируя на раздавшиеся в кабинете вопли, направился к Верочке. Девчонка завизжала, дедушка и бабушка начали вырываться, но мои напарники отлично знали свое дело и не позволили Подвольским броситься на помощь внучке.

Я отмахнулся от крашеных ноготков Верочки – если бы не перчатки, производственная травма, как у Тюнера, мне была бы обеспечена – и, поймав девчонку за волосы, срезал ей под корень локон – аккурат тот, что был выкрашен по моде в ядовито-лиловый цвет. Подвольские в этот момент уже бились в истерике, а Адам голосил: «Я скажу код, скажу, скажу! Только не это!» Но я все равно довел дело до конца и спрятал бритву лишь после того, как бросил отрезанный локон внучки на колени дедушке…

«Чистоплюйство!» – презрительно цыкнули бы некоторые мои знакомые, кто в подобной ситуации преподнес бы несговорчивой жертве ухо или палец кого-либо из ее близких.

Не стану отрицать: да, именно чистоплюйство. Однако не сломайся Подвольский после этой недвусмысленной демонстрации и не выдай мне шифр, он непременно увидел бы рядом с локоном Верочки парочку ее холеных ноготков. А затем, не исключено, и пальчиков… Но как я уже упоминал, в финале битвы решающую роль играет не гений полководца, а решительность и стойкость простого солдата. Адам обязан был уяснить, что в нашем с ним противостоянии я готов вырвать у него победу любой ценой. Таковы правила этого бизнеса. Проклятого, грязного и давно опостылевшего мне бизнеса. Но пока я продолжал вариться в нем, мне следовало неукоснительно соблюдать его законы. Мягкотелые здесь не выживают. Сколько на моей памяти сломавшихся на этой работе мытарей слегло в могилу – пожалуй, и не сосчитать…

Пока я возился с кодовым замком сейфа, истерика в кабинете улеглась, хотя женщины все еще продолжали плакать. Алиса утешала до смерти перепуганную внучку, а Адам сидел с окаменевшим лицом и тупо пялился в стену перед собой. Мне даже грешным делом почудилось, что после всего пережитого хозяина хватил инфаркт и Подвольский решил вот так, по-тихому, отойти в мир иной. Но нет, грудь Адама вздымалась часто и ровно, а значит, он был жив и всего-навсего впал в прострацию. Ничего, оклемается… Как хотелось надеяться.

Секретное хранилище не пустовало, в чем я, собственно говоря, и не сомневался – стоило ли Адаму так убиваться из-за пустого сейфа? Но в нем оказались вовсе не драгоценные побрякушки и не деньги, что, несомненно, явилось бы для нас идеальным вариантом. Внутри тесной – чуть побольше автомобильного бардачка – камеры находился один-единственный предмет, который мне удалось отчетливо рассмотреть лишь после того, как он был извлечен на свет.

Что я рассчитывал увидеть в тайнике Подвольского, но только не уменьшенную копию армиллы – старинного астрономического инструмента. Он напоминал по устройству глобус, где вместо модели земного шара вращалось под разными углами несколько колец, символизирующих различные круги небесной сферы. Изображение этих приборов можно часто встретить на средневековых гравюрах, на которых армиллы являлись неотъемлемыми атрибутами всяческих обсерваторий, лабораторий, ученых палат и прочих заведений, где когда-то прорастали семена всех современных наук. Правда, те армиллы были весьма громоздкими, а наиболее крупное кольцо этой имело диаметр зрелого грейпфрута. Сама же она чем-то походила на недоделанный маракас.

Но так казалось только издали и в полумраке. Вблизи и на свету вытащенный из сейфа прибор производил довольно сильное впечатление. Во-первых, он был целиком сделан из золота и весил, по приблизительным прикидкам, около двух килограммов. Во-вторых, каждый из ползунков, что фиксировались на выгравированных по кольцам координатах, каждое круглое число на измерительных шкалах и головка каждого болтика были украшены драгоценными камнями. Из-за них армилла сверкала и переливалась всеми цветами радуги, почти как императорская корона.