Александр Громов - Багровые пятна

– Баба, – сказал наконец Хаг и осклабился. Затем сплюнул. – Из племени Холмов есть. Точно, баба.

Плотик совсем притонул под тяжестью четверых: Хага, Ляма, волосатой руки большого зверя и незнакомой чужинки, взявшейся неизвестно откуда. Чужаки чужакам рознь, а с этими – разговор один. Забреди к людям Болота не женщиня, а охотник племени Холмов, Хаг не колебался бы и мгновения.

Он не колебался и там, на болоте, когда перед ним был не враг – лишь добыча, редкая и вожделенная, хотя и менее ценная, нежели рука большого зверя. Знаками указал путь к бывшему острову, в обход приметных издали «окон». Знаком приказал идти следом к плотику. Вытащил, когда женщина с жалобным криком начала тонуть. Развязал кожаный мешок и дал пленнице съесть полоску сушеного мяса.

Как она ела! Как с набитым жующим ртом благодарила спасителя на потешной чужой тарабарщине! Жаль, что никто в племени не знает языка людей Холмов. Они не мирные са-амы, язык которых известен хотя бы Гнуку, с ними никогда не было мены. Несколько слов знал старый Шушши, да и тот помер прошлой зимой.

Теперь, когда азарт охоты остался далеко позади, Хагу снова хотелось женщину. Моллу или Гугу, но сошла бы и Яйна. А с этой – немножко потерпим... Пленница была измождена, наверняка давно не ела. И вымоталась, похоже, еще до болота. Сейчас она покорно лежала на плотике, поджав ноги, не обращая внимания на пропитавшую подстилку воду. Управляя вместе с Лямом перегруженным плотиком, Хаг откровенно разглядывал чужинку. Оборвана. Не одежда – кожаные лохмотья. Грязна, но это только что, от болота. Он, Хаг, и сам не чище. Спутанные волосы. На лице сквозь грязь проступают красные пятна – наверно, расчесы от укусов мошки. Люди Холмов не знают, что такое настоящий гнус. Не пахнет дымом – значит, давно уже не грелась у костра.

Изгнанница? Но какой вождь прогонит из племени не воина – молодую еще бабу, чтобы та рожала детей соседям? Только очень глупый. Хаг осклабился, покачал головой, рыгнул. Беда людям Холмов, если у них такой вождь!

Темная речка по-прежнему никуда не торопилась, но теперь хотя бы текла туда, куда надо. И щеточка леса на полуночном берегу болота вновь стала видна и неуклонно приближалась. Если править в два шеста, можно поспеть в становище до захода небесного огня.

На первом же твердом бережку, поросшем карликовой сосной, Хаг овладел женщиной. В этот миг менее ценная добыча казалась ему едва ли не единственно важной. Странные шутки шутит воздержание даже с вождями! Пленница почти не сопротивлялась, лишь пыталась заслониться руками, болезненно стонала и без конца тараторила непонятные слова. Затем Хаг содрал с женщины рванье, заставил ее выкупаться и, рыча от наслаждения, утолил мужской голод еще раз. Покончив с этим, он подозвал безропотного тихоню Ляма и заставил отмыть волосатую руку большого зверя от подсохшей корки болотной грязи. Если мясо к вечеру и начнет чуть-чуть приванивать, то не беда: обжаренное на углях, оно станет только вкуснее.

Выделанная оленья кожа кухлянки Ляма явственно топрощилась спереди. Хаг намеренно не торопился, бросал в рот сморщенные ягодки прошлогодней брусники, наслаждаясь в душе щенячьим нетерпеньем вошедшего в мужскую силу подростка, изо всех сил старавшегося выглядеть равнодушным. Затем усмехнулся и сделал разрешающий знак.

К удивлению Хага, чужинка даже сейчас не изъявила покорности и, плача, пыталась отползти. Пришлось успокоить ее оплеухой. Навалившись на пленницу, тихоня кончил дело так быстро, как это водится только у мальчишек, а кончив, взглянул на Хага с немой благодарностью и обожанием. Теперь пойдет за новым, а главное, смелым и щедрым вождем хоть на край земли, хоть в пасть злым духам. Все бы так.

Особенно Гнук. Да, видно, не судьба...

До становища доплыли без приключений. Привычно запахло дымом, рыбой, сырой кожей. Пять дней отсутствия – не срок, но встречать вышли все, кроме совсем уж древних стариков, доживающих последнее лето. Молодые охотники замерли на миг, не веря глазам, и слитно взвыли от восторга, когда Хаг будто бы легко, а на самом деле с предельным напряжением вздувшихся мышц поднял над головой главную добычу дня – почти никем не виданную громадную руку большого зверя. Женщины тараторили, указывая пальцами на оборванную пленницу. Некоторые плевались. Одна сопливка корчила рожи. Радостно визжа, путались под ногами дети, обретая подзатыльники. Орал, требуя грудь, младенец на руках у матери. Ауха, и тот вышел встречать, держался с достоинством, но приказывать Хагу – победителю большого зверя не посмел. Он неглуп, этот Ауха.