Елена Хаецкая - Монристы (полная версия)

Счастливый Антон вскакивает, заливается румянцем и отчеканивает:

– Бес-тужевы!

Я чуть не бросилась его целовать.

В классе меня встретила Наталья. Она была погружена в чтение мемуаров Наполеона. Я бросилась к ней, все еще дрожащая и бесконечно усталая. Трудно все-таки публично исповедоваться.

Наталья оторвала глаза от книги и задумчиво сказала в пространство:

– Бертье.

– Что – Бертье?

– Бертье.

– Кто это?

– Неважно. Просто вспомнила.

Я потерлась о ее плечо лбом и сказала:

– Ната-алья… Кожа…

– Мадлен, у меня гениальная идея, – внезапно сказала Наталья. – Отсядь ко мне на истории, потолкуем.

– «Идет! – сказал Финдлей», – сказала я.

Если жил на свете самый законченный тип невежественной бездарности, то он получил классическое воплощение в нашем историке. Он очень молод, Серега. У него большие серые глаза навыкате, костлявое лицо, редкие, всегда сальные светлые волосы… и паучьи пальцы. Брр. Говорит он вкрадчиво.

– …Ленин доказал о том… – донеслось до меня однажды.

Я злобно сказала:

– Ленин не мог доказывать «о том». Он был грамотный человек.

– Кстати, Лена! – сказал Серега и пошел ко мне, разрывая на ходу нитки, которые мы натянули между партами, чтобы затруднить его передвижение по классу. – Вы опять читаете на уроке?

Я закрыла книгу – мемуары Талейрана с прекрасной вступительной статьей академика Тарле – и посмотрела прямо в его оловянные глаза.

– Вот вы встаньте и объясните нам о том, какие объективные предпосылки того, что Маркс встал на путь марксизма?

Я громко сказала:

– А на какой еще путь, по-вашему, мог встать Маркс?

Серега покраснел, резко повернулся и пошел к доске.

Журнал Мадлен Челлини: «…Мысли – это единственное неприкосновенное достояние; заставить меня на уроке думать об уроке – невозможно. Потому так легко уйти в себя и мечтать – чтоб наконец оставили в покое и дали вернуться к книгам, портретам…»

На истории мы с Натальей ушли в себя и принялись деятельно обсуждать гениальную идею. Идея состояла в том, что мы напишем роман и выдадим его за сочинение Керка Монро.

– Эта дура Хатковская клюнет! – объявила Наталья и воодушевленно стукнула кулаком по Наполеону.

«И в порыве вдохновения он хлопнул ладонью по фолианту Иоанна Златоуста, под тяжестью которого прогибался стол.

Д'Артаньян содрогнулся».

После уроков мы отправились к Неве и, сидя под дубом напротив домика Петра I, яростно спорили, сочиняя сюжет и героев будущего шедевра керкомонризма. Действие происходит, естественно, в Новом Свете. Сюжет указывает на наши несомненные симпатии к краснокожим, привитые еще в раннем детстве чтением произведений Фенимора Купера и Томаса Майн Рида, а также многократным просмотром фильмов про Виннету и Ульзану. шедевр наш назывался «Рок Огненных Стрел».

«Если в вигвам воина Сиу войдет девушка с кожей, подобной Лунному Цветку, то вместе с ней в племя войдут беды и неудачи…» Таково предсказание.

Главного злодея мы единодушно окрестили противным гнусавым именем Эдуард. Фамилия Эдуарда (чье толстое сытое лицо выражало брезгливое отвращение и самодовольство) – Ле Пулен – принадлежит звукооператору какого-то французского фильма, который я недавно смотрела. Имя милой дочери противного Эдуарда выбрала Наталья.

– Ксант, – сказала она твердо. – Только Ксант, Мадлен.

В романе присутствует героический вождь Разящее Копье, описание внешности которого принадлежит перу Натальи: «Стройная, прекрасно сложенная фигура молодого индейца говорила о ловкости и дикой, природной грации, которой обладают животные и люди, живущие на диких просторах, а широкие плечи вождя обличали в нем недюжинную силу».

Конечно же, он женился на Ксант, и индейцы назвали ее Лунным Цветком.

Имелся также благородный мустангер, безответно и жертвенно влюбленный в Лунный Цветок. Его звали Сид Жемэ. Имя «Сид» было дано ему в честь героя «Повести о двух городах» Диккенса, а Жемэ, кажется, какая-то парфюмерная фирма.

Бледнолицые герои нашего творения – не испанцы и не англичане, а французы. В этом сказались наши бонапартовские увлечения. Даже Разящее Копье в состоянии произнести изысканную тираду на чистейшем французском языке, чем потрясает не только Ксант, но и меня.

Развязка романа предельно кровава. Кожина умоляла оставить в живых хоть кого-нибудь, но я была непреклонна в стремлении уложить на месте всех.

Эдуард подбивает простодушного Сида навестить Ксант в ее вигваме. Сида хватают и изъявляют желание напоить его кровью Духов Ночи, но ему удается бежать. В измене обвиняют Лунный Цветок как самую бледнолицую из всего племени. Спасая ее от смерти на костре, вождь Разящее Копье убивает ее своей стрелой, обводит всех невидящим взглядом и глухо спрашивает: «Будете ли вы теперь оспаривать у меня эту женщину?» Нет, никто теперь не оспаривает у него эту женщину. Разящее Копье приводит тело Ксант папе Эдуарду. Эдуард выпускает в него все шесть пуль своего шестизарядного кольта. Тогда Сид Жемэ прозревает и выпускает, в свою очередь, шесть пуль своего шестизарядного кольта в Эдуарда. Но и последнего оставшегося в живых героя мы не пощадили. В заключительных строках романа сообщалось, что Сид Жемэ сражался в войсках Наполеона и погиб в битве при Ватерлоо, проявив немалую храбрость.