Алексей Калугин - Геноцид

Раф потер согнутым пальцем кончик носа. Он примерно представлял себе, что такое элемент питания. Даже знал, как он выглядит. Но он не мог объяснить это старику, слов не хватало.

– Для того чтобы вскипятить воду, нужно разжечь огонь, – начал искать подходящие сравнения Раф. – Для того чтобы парус начал двигать плот вперед, нужен ветер. Для того чтобы аудиоплеер заработал, требуется элемент питания.

– Огонь или ветер? – спросил Виираппан.

– Ни то, ни другое, – помотал головой Раф.

– Элемент питания, – еще раз зачарованно повторил Виираппан и, улыбнувшись, закатил глаза. – Красиво!..

Раф с некоторым недоумением посмотрел на старика, но говорить ничего не стал, решив, что у них, по всей видимости, диаметрально противоположные представления о красоте.

– Ты сказал, что аудиоплеер может воспроизводить музыку, – напомнил Виираппан.

– Ну, да, – кивнул Раф. – Музыку, речь, вообще любые звуки, записанные на информационный чип.

– Что такое музыка?

Раф озадаченно нахмурил брови. Он мог услышать музыку, просто закрыв глаза и прислушавшись к тишине, наполненной тихим шелестом волн да редкими криками птиц где-то вдали. Но он не мог заставить Виираппана услышать то же самое. Потому что музыка для каждого звучит по-своему. И рассказать о музыке словами не смог бы, наверное, ни один самый великий мастер рассказывать истории. Что уж говорить о Рафе, который, случалось, месяцами не разговаривал ни с кем, кроме запертых в клетях уток.

– Музыка – это такие звуки, – сделал все же попытку рассказать старику о музыке Раф. – Много звуков, которые раздаются одновременно.

Виираппан, ясное дело, не понял, о чем толковал ему Раф.

– Когда одновременно раздается много звуков, это называется шумом.

– Нет, – досадливо поморщился Раф. – Шум – это не музыка.

– А в чем разница?

Раф посмотрел за борт, на плывущую по воде мелкую рябь. И тут ему в голову пришло нужное слово. Слово, которого он прежде не знал, но которое наиболее полно отображало суть того, что он пытался объяснить Виираппану. Слово, явившееся в тот самый момент, когда в нем возникла необходимость.

– В отличии от шума, в музыке присутствует гармония, – Раф поглядел на старика и еще раз повторил: – Гармония. Понимаешь?

– Да, – Виираппан наклонил голову и медленно провел ладонью по бороде. – Это я понимаю.

Он понимал и то, что, встретив по чистой случайности Рафа, он наконец-то нашел то, что так долго искал. Он давно уже пришел к выводу, что каждый человек в той или иной степени обладает латентной памятью. К каждому время от времени приходили странные воспоминания, а то и видения из жизни, которой не было. Но мало кто мог связно и толково об этом рассказать. И только считанные единицы пытались как-то интерпретировать свои воспоминания, используя те образы и понятия, с которыми имели дело в повседневной жизни.

С таким мощным проявлением латентной памяти, как у Рафа, Виираппан никогда прежде не встречался. Рафовой памяти требовался всего лишь незначительный толчок для того, чтобы она начала выдавать бесценную информацию. И это были не обрывочные сведения, а целые блоки информации по тому или иному вопросу. Главное, чтобы сам Раф не терял интерес к происходящему. Если ему вдруг становилось скучно, он тотчас же переключался на что-нибудь обычное, простое и понятное. И тогда нужно было снова ждать удобного случая, чтобы спровоцировать очередной выброс скрытых воспоминаний из Рафовой памяти.

Виираппан много думал о природе латентной памяти. Он был категорически не согласен с теорией, гласящей, что латентная память – это не что иное, как воспоминание о прошлой жизни, которую человек вел в каком-то другом месте. Какой в этом смысл, если, рождаясь вновь, он сохраняет лишь обрывочные, путаные, ни о чем серьезном не говорящие воспоминания о прошлой жизни? Виираппан был уверен в том, что человеку дается только одна жизнь. Этого более чем достаточно для того, чтобы попытаться познать окружающий мир, зафиксировать полученные знания и передать их следующим поколениям. Если попытка оказалась неудачной, что ж – в том только твоя вина.

Зато теория иных миров в последнее время все больше захватывала старика. В самом деле, как еще объяснить появление на Мелководье странных предметов, о назначении которых никто не имел представления? Никто, кроме Рафа, который тоже, хотя и мог объяснить, для чего предназначается тот или иной предмет, даже не пытался понять, откуда ему это известно.