Алексей Калугин - Геноцид

– Плоскоглазые плавают лучше людей, но долго оставаться под водой тоже не могут, – сказал Виираппан. – Следовательно, шахты не глубокие.

– Глубокие или нет, мы не сможем добывать в них уголь, – стоял на своем Феггаттурис.

– Значит, нужно воду из шахт откачать, – предложил Раф.

– Верно, – кивнул Виираппан. – Отциваннур, помнится, как-то показывал мне винт, с помощью которого можно воду наверх поднимать.

На третий день распогодилось. Небо прояснилось, и Раф снова поднял парус. По его прикидкам, плыть до Ядовитой отмели оставалось два, от силы, три дня.

На седьмой день плавания, едва только солнце миновало зенит, сидевший на крыше надстройки Таурриммас вскочил на ноги и, приплясывая на месте, замахал руками.

– Там!.. Смотрите, там!.. – кричал он, указывая вперед, прямо по курсу.

– Что «там»? – выбежал из надстройки всполошенный Виираппан.

– Там что-то на воде! – снова закричал Таурриммас.

Все собрались возле поручня.

Раф достал бинокль.

– Это плавательные доски плоскоглазых, – сказал он, рассмотрев внимательно то, что заметил на воде Таурриммас, и передал бинокль Виираппану.

– А сами плоскоглазые? – спросил Феггаттурис.

– Плоскоглазых не видно, – ответил Раф.

– Не видно, – подтвердил Виираппан.

Подплыв ближе, они насчитали не меньше трех десятков плавательных досок, качающихся на волнах, будто дохлые рыбины на Ядовитой отмели.

– Где же плоскоглазые? – повторил вопрос Феггаттуриса Таурриммас.

Раф взял в руки багор, подцепил проплывавшую мимо доску и вытащил ее на палубу. Привязанный к доске страховочный линь уходил под воду. Что-то тяжелое, зацепившееся за противоположный конец, мешало тянуть веревку.

Таурриммас пришел Рафу на помощь. На пару дело у них пошло живее. И вскоре из воды показалось тело плоскоглазого.

– Плоскоглазый утонул? – удивленно произнес Таурриммас.

Раф ножом обрезал веревку на ноге плоскоглазого, и тело пошло ко дну.

– Они все утонули во время шторма, – сказал он. – Потому что не знали, как спастись.

– Может, оно и к лучшему? – произнес тихо Виираппан.

– Через пару дней все доски снесет на Глубину, и о плоскоглазых уже никто не вспомнит, – Феггаттурис улыбнулся. – Мы победили в этой расовой борьбе.

– Победили, – кивнул Раф.

Подняв доску, он поставил ее у стенки надстройки – не пропадать же добру.

По пути они выловили еще с десяток досок.

Вскоре вода, по которой они плыли, сделалась мутной. А к вечеру впереди показались плоты, оставшиеся на Ядовитой отмели. На крайних плотах толпились люди и приветственно махали руками. Они еще ничего не знали.

– У них вроде бы все в порядке, – сказал Раф и начал сворачивать парус.

Сейчас ему больше всего на свете хотелось закрыться в надстройке, выпить чашку, а, может быть, и две горячего хмеля, завалиться на лежак и отвернуться к стене. И чтобы его никто не трогал. И в голове чтобы не было ни единой мысли. Впереди будет еще достаточно дней, чтобы обдумать то, что произошло и дать этому соответствующую оценку. Но Раф понимал, что не вправе так поступить. Люди ждали их, надеясь услышать добрые вести. Что ж, они их получат. Сполна. Раф изобразил на лице улыбку и встал у поручня.

– Плоскоглазых больше нет! – громко возвестил Феггаттурис.

Все разом умолкли.

Послышался протяжный детский голос, нудно тянувший:

– Мам!.. Ну, мам!..

– Как это нет? – спросил кто-то из собравшихся.

– Так! – улыбнувшись, развел руками Феггаттурис. – Они ушли!

– Куда ушли?

– Этого они нам не сказали, – пришел на помощь альбиносу Виираппан. – Но больше мы их на Мелководье не встретим.

– Завтра мы покидаем Ядовитую отмель, – сообщил собравшимся Раф. – И отправляемся в Тихую заводь. Будем жить в домах плоскоглазых.

Голоса сначала зашуршали, затем загудели, потом зашумели. Казалось, вот-вот, и над толпой взлетит крик. Но этого не произошло. Никто не возражал против того, чтобы плыть в Тихую заводь. Но новость нужно было проговорить. Проговорить не раз и не два, с друзьями и просто знакомыми, сидя с удочкой в руках и лежа в постели, убираясь в надстройке и ставя паруса. И повторять это снова и снова, до тех пор, пока она не перестанет быть новостью.

Протиснувшись сквозь толпу, к Рафу подошел Отциваннур.

– Вас не было двенадцать дней, – Отци показал Рафу тростинку, на которой ножом были сделаны двенадцать отметин. Шесть коротких, седьмая длинная, затем еще пять коротких.

Так на Мелководье появился первый календарь.