Алексей Калугин - Геноцид

Заглянув в открытый дверной проем третьего дома, Таурриммас окинул быстрым взглядом сумеречную комнату, не заметил ничего интересного и повернул назад. И только отойдя от порога, он вдруг понял, что увидел в доме нечто настолько неожиданное, что сознание не сразу дало верную интерпретацию запечатлевшейся в памяти картинке. Таурриммас замер на месте. Лицо его растерянно вытянулось. В области крестца возник очень неприятный зуд.

– Эй, что с тобой? – спросил, подойдя к бортовому поручню, Феггаттурис.

– Там… – Таурриммас очень медленно и осторожно поднял руку к плечу и направил большой палец за спину. Говорил он тихо, едва слышно. – Там плоскоглазый… Вроде бы.

– Вроде бы? – насмешливо переспросил Феггаттурис. – Это как же понимать?

Таурриммас молча пожал плечами.

– Слушай, ты мне голову не морочь, – помахал рукой Феггаттурис. – Плоскоглазый либо есть, либо его нет. А что такое плоскоглазый «вроде бы», я не понимаю.

Таурриммас втянул голову в плечи и медленно, словно ожидая увидеть плоскоглазого у себя за спиной, обернулся.

– Ну? – Виираппан сомкнул пальцы на поручне так, что суставы побелели.

– Я его видел, – прошептал Таурриммас. – Только… Может быть, он мертвый?

– Понятно, – Феггаттурис взял в руку дубинку и шагнул с плота на настил.

За ним – Раф с багром и Виираппан с длинным, широким тесаком.

– Стой здесь, – велел Таурриммасу Феггаттурис. – Следи за плотом.

Таурриммас молча кивнул. Возвращаться в дом ему совсем не хотелось – сознание все отчетливее прорисовывало образ того, что он там увидел.

Феггаттурис первый заглянул в открытый дверной проем.

– Какого ляда?.. – произнес он не то растерянно, не то сердито.

– Что там? – Виираппан толкнул альбиноса в спину и следом за ним ввалился в комнату. – Э-м-м-м… – протяжно пропел старик.

Войдя в дом последним, Раф ничего не сказал. Он лишь удобнее перехватил багор – кто знает, а вдруг пригодится.

В дальнем углу единственной в доме комнаты на широком, сдвоенном, покрытом циновками ложе возлежала, а может быть, правильнее будет сказать, валялась, необъятная, расплывшаяся туша. Огромный вздувшийся живот выпирал вверх, по бокам свисали складки жира, на горле топорщился воротник из многочисленных кожных складок. Безобразно толстые ляжки были раскинуты в стороны, а бесформенные руки свисали по краям лежака. Лишь очень внимательно присмотревшись, можно было обнаружить определенное сходство уродливого тела с телом плоскоглазых. Перепонки между пальцев, вытянутый череп… Определенно, это был плоскоглазый. Плоскоглазый, с которым произошло нечто страшное. Нечто совершенно невозможное. Жизнь, какая бы мерзкая она ни была, не могла так изуродовать тело.

– Странно, совсем не пахнет, – полушепотом произнес Феггаттурис.

– А чем должно пахнуть? – не понял Раф.

– Покойником, – кивнул на тело Феггаттурис. – Видишь, как раздулся. Не первый день лежит.

– Он жив, – негромко, но уверенно сказал Виираппан.

– Нет, – усмехнулся Феггаттурис, – с таким брюхом жить невозможно.

– Он жив, – еще раз повторил Виираппан. – Он живее всех нас вместе взятых.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Раф.

Виираппан ничего не ответил.

Бесформенная туша плоскоглазого издала неожиданно короткий вздох. И приоткрыла левый глаз. Черный зрачок описал полукруг по желтой склере и остановился, уставившись на людей.

Раф поднял багор, направив острие на плоскоглазого, – ему почему-то вдруг сделалось не по себе. Так, проснувшись среди ночи, чувствуешь, что во тьме кто-то склонился над тобой, но ты никак не можешь его разглядеть и даже не догадываешься, друг это или враг. Леденеют руки, язык прилипает к небу, спазм стягивает горло тугим жгутом… А потом вдруг ты понимаешь, что все еще спишь, и безымянный призрак, явившийся по твою душу, это только часть сна.

– Я ждал, что вы придете, – хриплым, надтреснутым, звучащим совершенно не по-человечески голосом произнес расплывшийся по лежаку плоскоглазый. – Только не думал, что так скоро.

– Гниль сырая… – едва слышно прошептал Феггаттурис. – Эта тварь еще и разговаривать умеет.

– Тварь… – в горле плоскоглазого забулькало. – Тварь… – повторил он еще раз. – Надо же… Так меня еще никто не называл.

– Ну, значит, я первый, – усмехнулся Феггаттурис. – А как иначе прикажешь тебя называть?

– У меня нет имени в вашем понимании, – плоскоглазый попытался повернуть голову, но у него ничего не получилось.