Дмитрий Казаков - Последний аргумент

– Прошу прощения, где я могу найти Смолякова Владимира Святославовича?

– Владимир, это к тебе, – сказал Али Мехмедович, вечно готовый по интеллигентной привычке оказать помощь ближнему. Когда надо и когда не надо.

Владимир, сдерживая внутреннюю дрожь, медленно повернулся. Меньше всего он ожидал услышать этот голос здесь.

В дверном проеме стоял Николай. На лице его обнаружилась искусно наклеенная бородка, но не это приковывало взгляд. Глаза бывалого контрразведчика, обычно не выражающие ничего, сейчас просто сочились болью. Под ними набрякли мешки, и вообще Николай выглядел каким-то постаревшим.

– Чем могу служить? – поинтересовался Владимир, поднимаясь.

– Мы можем поговорить наедине?

– Конечно, – Владимир оглянулся. Кафедра продолжала жить своей жизнью. Мало ли кто пришел и по какому вопросу – может быть, отец кого-то из нерадивых студентов явился просить за чадо?

Они вышли в коридор. Тут табунами носились студенты, слышались молодые, веселые голоса и взрывы хохота.

– Что случилось? – спросил Владимир мрачно. – Ты понимаешь, как рискуешь, придя сюда?

– Понимаю, – кивнул Николай. – Но они взяли Татьяну.

– Что? – Владимир на мгновение оглох и ослеп, по голове ударило так, словно на нее рухнул потолок.

Когда вновь обрел способность соображать, то ощутил, что по телу гуляет озноб, а в животе словно смерзлась глыба льда.

– Сам понимаешь, в нашей Конторе следят за всеми, в том числе и за МВД, – Николай смотрел с жалостью. – Я регулярно просматриваю материалы с прослушивания их телефонов. Они взяли ее два часа назад. Сам понимаешь, она сопротивлялась. Есть жертвы.

– Так, – сказал Владимир. Мысли крутились медленно, словно заржавленные шестерни в огромном старом механизме, заросшем паутиной и пылью. – Надо что-то делать! Иначе вслед за ней возьмут и нас!

– Что мы можем сделать? – угрюмо спросил Николай. – Разве что попытаться сбежать! Куда-нибудь в Китай! Да и то – если она заговорит, не успеем.

– Не заговорит! – первый шок от страшного известия проходил, мысли становились все более четкими и ясными. – По собственной воле она никого не выдаст!

– А двести седьмая поправка?

– «Черных беретов» учат противостоять пыткам, а офицеров – еще и психообработке, – Владимир пожал плечами.

– Это ясно, – Николай помрачнел. – Но рано или поздно она может сломаться. Так что лучший вариант… устранение!

Владимир молча смотрел на контрразведчика. В этот момент он ненавидел этого человека, хотя где-то в голове копошилось гаденькое осознание его правоты.

– Хорошо, – сказал он, выдержав паузу. – Какие есть варианты?

Когда Николай ушел, и он вернулся на кафедру, то на душе было так гнусно, словно туда неделю гадили кошки. Хотелось проблеваться, вытошнить из себя мерзкое ощущение, но Владимир четко знал – это невозможно.

Только если вместе с душой.

На кафедре работал телевизор, и все столпились около него, словно утята возле утки. Гомонили возбужденно и переговаривались.

Заглянув через плечи коллег, Владимир вздрогнул. С экрана на него смотрела Татьяна. Она стояла спокойно, и на лице ее не отражалось ничего, хотя руки были в наручниках, а под глазом наливался свежий синяк.

– … подозревается в причастности к произошедшим недавно в Москве взрывам, – торжественно и мрачно возвещал голос за кадром, а Владимир все не мог оторвать взгляда от экрана. Казалось, что соратница смотрит прямо на него, с печалью, пониманием и немым укором: «Что же ты, старший, не досмотрел?».

– При задержании произошла перестрелка, хотя представители УВД не сообщают подробностей, есть косвенная информация о человеческих жертвах.

Камера сдвинулась, в кадр попал тот самый офицер, который несколько дней назад допрашивал Владимира. Лицо его было бледное, осунувшееся, глаза зло блестели.

– Никаких комментариев! – решительно заявил он, и принялся протискиваться через суетливую толпу репортеров. Те наседали, орали, точно крачки, но майор Белкин упорно пробирался к замершему у обочины сине-белому милицейскому автомобилю. Вслед за ним вели Татьяну.

Бойцы оцепления отталкивали журналистов прикладами, за прозрачными забралами виднелись сердитые лица. Задержанная прихрамывала на левую ногу, а губу закусила, точно от сильной боли. На штанине темнели пятна, подозрительно похожие на кровь.

Майор открыл дверь, протиснулся на переднее сиденье. На заднее грубо запихнули Татьяну. За тонированными стеклами не было видно, что происходит внутри, но Владимир был уверен – с обеих сторон от нее посадили по охраннику.