Еремей Парнов - Море Дирака [Чёрный ящик Цереры] [с иллюстрациями]

Опять начался вчерашний озноб, он закурил сигарету и полез в такси. После роскошных лимузинов «Волга» казалась старой и грязной. Он не смотрел по сторонам — боялся, что его увидят и узнают.

Так он приехал домой. У него был с собой ключ. Не стал звонить и осторожно вошел в квартиру…

В столовой сидели мать и Лариса. У обеих были заплаканные глаза. Они вскрикнули, бросились к нему, но тут же остановились.

— Слава богу, — сказала мать и обняла его. Руки у нее дрожали.

Лариса отвернулась к окну.

Михаил вспыхнул. Он оттолкнул мать и выбежал в переднюю. Оттуда он вернулся с чемоданчиком.

— Ну хорошо, допустим, я провалился на этом дурацком приеме, возбужденно говорил он. — Хорошо, пусть так! Но медаль-то я получил! Вот она! Все равно я Нобелевский лауреат, причем самый молодой.

Он бросил медаль на стол. Золотой кружок с изображением изобретателя динамита Альфреда Нобеля покружился на скатерти и лег.

— Я не понимаю, что это за похоронное настроение? Почему вы на меня смотрите такими мокрыми глазами? Что случилось наконец?

— Успокойся, Миша, успокойся, — твердила Лариса, сгибая медаль пополам, — успокойся, дорогой, тебе вредно волноваться.

— Боже мой, Лариса! Посмотри, что ты делаешь? Что ты делаешь с моей медалью?!

— Ты, главное, не волнуйся, Мишенька, — опять сказала Лариса, а мать заплакала.

Первым, кого Подольский встретил на другое утро в институте, был Мильчевский. Он плохо выглядел, осунулся и как-то померк. Увидев Михаила, чуть улыбнулся и спросил:

— Как слетал?

— Ничего. Ты можешь объяснить мне, что здесь происходит? — прямо спросил Михаил. Он схватил Мильча за пиджак и притянул к себе. — Ну?

— Ты брось эти приемчики, — устало отстранился Мильч. — Мы это знаем. А тебе посоветую, не обращай внимания. Ничего особенного не происходит. Все как было, так и есть.

— Но ты знаешь, что я награжден Нобелевской премией?

Мильч испуганно посмотрел на Подольского и положил ему на плечо руку.

— Ты, главное, Миша, не расстраивайся, не принимай к сердцу.

— К черту! — Подольский рванулся и помчался в дирекцию.

Не обращая внимания на вопли референта, распахнул дверь и влетел в кабинет…

— Через сорок часов мы будем у цели, — сказал командир космического корабля.

Урманцев засуетился. Он так долго готовился к этой минуте, что уже перестал ждать ее. Вновь проверил приборы и механизмы. Все оказалось в полном порядке. Оставалось только терпеливо ждать. Потянулись долгие томительные минуты. Впервые за длительный промежуток времени как-то так получилось, что Урманцев оказался без дела. Он тупо смотрел на телеэкран, где горели далекие косматые солнца.

«На Земле о нас не пишут в газетах. Никто не знает об этом Эксперименте. Все совершается в полной тайне, в атмосфере величайшей секретности. Даже друзьям и близким известно только, что я нахожусь в длительной командировке…»

Командир сказал:

— Тридцать миллионов километров до шарика. У цели будем через два часа по бортовому времени.

Через два часа Урманцев включил катапультирующий механизм. Они видели, как от корабля отделился контейнер. Он медленно вращался, сверкая полированными гранями.

Дурацкая конструкция у этого контейнера. Впрочем, космос позволяет создавать самые причудливые формы.

Грань, сверкающая, как зеркало, и черная, как графит… Зеркальная. Черная. Зеркальная…

В течение нескольких дней они еще могли различать серебряную точку контейнера, а затем она слилась с фоном звездного неба. Остались только сигналы радиопередатчика.

Урманцев ждал. Он позволил себе первое нарушение режима: перестал бриться. На увещевание командира и врача он отмахивался и говорил, что побреется после Эксперимента. Это не суеверие. Просто дань привычке.

Небо напоминало дырявый черный занавес, отгораживавший наблюдателя от залитой светом сцены. Но когда сигнал с корабля достиг контейнера, в занавесе образовалась ослепительная дыра. Она просуществовала лишь доли секунды. Все же они увидели вспышку, прежде чем ее затянула межзвездная мгла. А приборы тем более все успели записать, сфотографировать и измерить.

— Отлично, — сказал Урманцев, просмотрев записи. — Эксперимент удался. Можно лететь домой.

— А мы уже давно летим, — улыбнулся командир.

Первый приступ тревоги они испытали, когда в положенное время не получили радиосигнала с Земли. У них была односторонняя связь, один раз в пять суток мощный радиотелескоп, установленный в горах Тянь-Шаня, передавал информацию, на расшифровку которой уходило пять часов машинного времени. Ответная сигнализация на Землю не разрешалась.