Еремей Парнов - Море Дирака [Чёрный ящик Цереры] [с иллюстрациями]

После торжественной панихиды в зале президиума Академии наук похоронная процессия отправилась на Новодевичье кладбище. Был и Иван Фомич и тоже плакал. Он собирался выступить с речью, но его отговорили. Подольский крепко держал под руку Урманцева, который шатался от горя.

Больше ничего не произошло. Жизнь не внесла существенных корректив в схему, которую можно было набросать априори.

Пытаясь прогнозировать дальнейшие события, мы встречаем уже значительно большие трудности. Удаление во времени от узлового пункта сопровождается увеличением числа неучтенных и даже неожиданных явлений. Такие флюктуации могут в корне перечеркнуть умозрительное представление и направить процессы совершенно в иное русло. Физик бы охарактеризовал такое состояние системы повышением ее энтропии. Но для систем бесконечно больших, примером которых может служить вселенная, а тем более для явлений, протекающих в человеческом обществе, понятие энтропии малоприменимо.

Поэтому трудно было заранее предсказать, как сложатся взаимоотношения сотрудников Института физики вакуума после смерти Орта.

Когда Иван Фомич пригласил Подольского в кабинет для беседы, Михаил почувствовал неожиданное облегчение. С тех пор как умер Орт, он каждое утро испытывал тоскливое чувство стеснения и тревоги. Просыпаясь с этой устоявшейся тяжестью, он еще яснее ощущал ее, подходя к институту. Ему казалось, что оборвались какие-то робкие, но очень важные нити, соединяющие его с институтом, точнее, дававшие ему право приходить сюда. Еще ему казалось, что все вокруг сомневаются в этом его праве и каждый раз удивляются приходу молчаливого и странного человека. Он старался меньше общаться с коллегами, реже обращаться к механикам, стеклодувам, снабженцам. Интуитивно ожидая, что в ответ на какую-нибудь просьбу его спросят: «А кто вы такой и что здесь делаете?» — он предпочитал обходиться своими силами. Незаметно он сам отделил себя невидимой стеной от коллектива. Стеной, которая вначале ему только мнилась и которой, веди он себя иначе, могло не быть.

Но тяжелее всего он переживал внезапное сужение горизонта, закрытие полыхающих зарницами волнующих далей. Даже если ему и удастся благополучно довести начатую работу до конца, он тем самым сразу же обрубит последнюю связь. Впрочем, не это было главным. Он перестал чувствовать себя частицей огромной ликующей реки. Если первые ослепительные дни, когда он работал по заданию Орта, он был приобщен к ее целенаправленному потоку, то теперь он видел, как постепенно река мелеет, разделяется на отдельные рукава, подсыхает на неожиданных излучинах.

Все это и заставляло его ежеминутно ожидать решительного разговора с руководством, который, как ему казалось, не сулит ничего хорошего. И когда этот миг, наконец, настал, он не почувствовал ни удивления, ни испуга. Скорее наоборот, сознание, что он не ошибся в своих предчувствиях, доставило ему какую-то невеселую радость. Еще он испытал облегчение, что это, наконец, пришло и кончилось постоянное изнурительное ожидание.

— Давненько я с вами не беседовал, — сказал Иван Фомич, указывая на необъятное кожаное кресло. — Расскажите-ка мне, как там у вас дела.

— Идут помаленьку, — ответил Михаил, усаживаясь на самый кончик.

— Это хорошо, что идут… А над чем вы сейчас работаете?

— Над схемой регулировки параметров тока в сверхпроводнике.

— Как, вы все еще не бросили эту… странную затею?

Михаил понял, что Иван Фомич хотел сказать «дурацкую затею».

— Как я могу бросить дело, которое мне поручено?

— Правильно! Дисциплина прежде всего. Это я виноват, что вы потратили столько времени зря. Но за всем ведь не уследишь. А дел у меня по горло. Вот хотя бы, смотрите, — Иван Фомич указал на заваленный бумагами стол, нужно подготовить материал для Комитета по координации научно-исследовательских работ, написать два отзыва, выступить с докладом на философском семинаре… Да всего и не перечтешь. — Он махнул рукой. Но теперь вы можете считать себя избавленным от этой заведомо никчемной работы. Что бы вам такое подобрать?..

— Простите, Иван Фомич, но я не считаю эту работу никчемной. Да, кроме всего, у нас договор о соисполнительстве с Институтом физпроблем.

— Вот-вот! Пусть Институт физпроблем этим и занимается. На то они и фантазеры! Один Капица чего стоит… А мы серьезное учреждение, нам фантазии ни к чему.

— Простите, я не понимаю вас.

— А вы побывайте там, и поймете! Достаточно послушать, как у них ученый совет проходит. Все с шуточками да прибауточками. Точно детский сад какой-то… Никакого уважения к науке. Ну, да это ихнее дело… А мы такими делами больше заниматься не будем. Вашу тему я уже исключил из плана на будущий год. Мы вам поручим более серьезную работу, которая будет полезна нашему народу.