Ольга Онойко - Дикая раса

Оба они демонстративно повернулись к секвойиду спинами и зашагали по тропке.

— Я тоже! — торопливо, запыхавшись, крикнула Улянка, — тоже!

Немедля бдительный Найт заключил ее в кольца своего хвоста — в два витка — и перенесся прыжком на соседнее дерево, пониже. Полет пришелся Улянке по вкусу, и обман был прощен.

— Уляночка, идите с Найтом к маме, — голосом доброй волшебницы посоветовала Таисия. — Предупредите, чтобы готовилась ехать. Ты какое мороженое любишь?

— С яблуковым вареньем.

— С яблочным, — вмешался папа. Таис незаметно стукнула его кулаком в спину.

— С яблуковым! — воинственно заявила Уляна.

— Разумеется, с яблуковым, — согласилась Таисия. — Ну, наперегонки?

Они пробежали вслед за стремительным Найтом пару десятков метров, пока дракон со своей шумной ношей окончательно не скрылся в зелени. Остановились. Игорь стер со лба пот.

— У Лилен получается ее утихомирить, — пожаловался он. — У меня…

— Ты — папа, — посочувствовала Чигракова.

Время перевалило за полдень, солнце палило немилосердно. На прогалине, укрытой лишь прозрачной трепещущей тенью, стоять было неуютно, невзирая на все красоты южного леса. В небесной расплавленной синеве таяли очертания клина псевдоптиц, отправляющихся за море. Весенний гам звенел над зелеными кронами. Неуклюжая полу-ящерица, полу-рыба вроде вымершей ихтиостеги чуть одаль, в тени, медленно выползала из сохнущей лужи.

— Заметь, — сосредоточенно вышагивая по тропе, сказала Таисия, — экраноплан появился почти сразу после того, как Лили приняла решение. То решение, которое разворачивало Вольфов лицом к нам. И их убили.

Игорь поднял бровь. Зажатая в зубах травинка шевельнулась.

— Ты полагаешь, реши Лилен иначе, и убийцы бы развернулись? — со сдержанным сарказмом проговорил мастер.

— Игорь, ты забыл, с кем разговариваешь.

— Прошу прощения.

— Да я не о том, — подкупающе улыбнулась Таисия, остановившись. — Ты сам сверхполноценник, ты разговариваешь с эмиссаром Райского Сада, и при этом не понимаешь, какую я вижу здесь зависимость… Игорь, это похоже на действия корректора.

На лице мастера выразился глубокий скепсис.

— Это похоже на действия корректора, который способен нарушать закон причинности. При этом выставляя предопределенные связи. — Он помолчал. — Совершеннейшая фантастика.

— Но прецеденты известны.

— На это была способна только Ифе Никас. И то — по легенде.

— Такова легенда, — кивнула Таисия. — Но я знаю по меньшей мере четверых живущих.

Цмайши, великая старейшина, первая среди женщин, сидит в кругу челяди. Прообраз круга — небесное собрание Ймерхши, породившей мир и людей. Ибо сказано:

Прочие женщины сидят по левую и правую руку старейшины, подобно могущественным дочерям богини, за ними — мужчины, в блеске завоеванных украшений, бахвалящиеся силой и ловкостью. Дети смотрят на величие матерей, разглядывают броню воинов и знаки отличия, гадая, который из доблестных зачал их; ждут куска из рук великой старейшины, чтобы подраться за него и выяснить, кто будет первым через несколько лет.

Все как велит честь.

Цмайши огромна, жестока и все еще очень сильна, но в очертаниях ее тела больше нет красоты. Тело стало тяжелым и часто болит. Это знак: ее срок на земле истекает. Годы ее собираются, как зажимы на косах храброго воина, и уже самих кос из-под них не увидеть… Цмайши близится к двум векам.

Она рождалась в блеске клинков, в девичестве ей не было равных. Даже брат ее того же выводка, великий Р’харта, что осмелился выйти из чрева прежде нее и доказал потом свое право отодвигать женщин, брат, достойно принявший ужаснейшую из судеб — даже он остерегался свирепости Цмайши. Но минули годы и десятилетия, войны и выводки, голод и поражения. Клыки ее затупились, сосцы иссохли, теперь ей немного нужно.

«Солгите!» — молит старуха.

Солгите ей. Скажите, что она дома, что над нею небо Кадары. Что мир ее по-прежнему, как и в начале времен — царствующий, первый, исполненный вечной славы. Что все ее дочери живы и плодоносны, что ее сыновья прославлены подвигами, и каждого не раз выбирала женщина для зачатия. Что доблесть и мощь не покинули человечество, и дети его мечтают о победоносной войне.