Ольга Онойко - Дикая раса

— А где он обычно бывает?

— Бегает, — неопределенно повела рукой девушка.

— Он мог далеко убежать?

— Только за кем-то.

— А ты не можешь его почувствовать? Как экстрим-оператор?

— Я же не мама!

— А следов нет?

— Мы их затоптали.

— Ну что ж, — со вздохом сказал Майк. — Остается поступить глупо. — И завопил во всю глотку: — Малыш!!

Лилен подпрыгнула.

Она услышала. Проклятый Майк, сообразивший поступить глупо. «Я просто одурела», — ревниво подумала Лилен, точно кто-то уличал ее в тупоумии.

Малыш звал. Уже давно. Звал хоть кого-нибудь, умоляя, жалуясь, плача — инстинкт гласил, что на этот зов, разъяренная, явится мать рода во главе своих мужей и детей; но единственная принцесса этого дракона никогда не могла защитить его, а теперь не могла и утешить…

Лилен зачарованно побрела к нему.

В дом.

В залу, где с вечера сидел Дитрих Вольф, где сох ковер, на который Янина выронила полную чашку чая, а дисплей мерцал фотографиями цветов и скал.

Майк шагнул следом, неловкий, сопящий и ничтожный. Лилен спиной чувствовала, что режиссер думает, и думает не просто так — анализирует, собирает детали в паззл, решает задачу; она одновременно была благодарна ему за это и ненавидела его. В глубине души казалось противоестественным искать решение: его надо было почуять. Она чуяла — горлом, диафрагмой, маткой — но решить не могла.

Потом она увидела нукту.

Малыш вышел, постоял, глядя на нее, и пошатнулся. Майку невдомек, а Лилен не могла не заметить этого.

Ей вдруг стало так страшно, что потянуло лечь наземь и сжаться, обнять колени, в позе эмбриона… эмбриона-без-утробы, рыхлого комочка, которому можно только умереть. Совсем, ужасно одна, в комнате, где лежат два мертвых человека, и эти тела когда-то были ее родителями, и даже Малыш, неуязвимый, невероятно опасный боец, идет и плачет по-своему, тихо, Майку ни за что не услышать, а у нее болит голова от этого плача…

Нет-нет-нет. Ну пожалуйста.

Лилен открыла глаза.

— Надо вызвать полицию, — сказал Майк.

Дальнейшее проходило мимо нее. Майк отвел ее в прихожую, усадил на стул, сказав, что все сделает сам. Позвонил в Джеймсон, в полицейский участок. Побежал по соседским домам. Вернулся. Ушел снова, деловитый, быстро соображающий, уверенный. Лилен отрешенно думала, что только Майк, для которого кино было жизнью, а жизнь — кино, мог спокойно заниматься чем-то рядом с двумя… двумя бывшими живыми людьми…

Он забыл закрыть дверь в залу. Лилен боялась повернуть голову. Увидеть.

— Ребята?

«Тетя Анжела».

Та вошла, оглядываясь с озадаченным видом. Лилен смотрела тупо, сложив руки на коленях, как кукла.

— Что случилось?

— Тетя Анжела, — вырвалось невольно. — А ты не умерла?

Уже начинало казаться, что на всем свете остались только она и Майк. Лилен не видела, какими глазами уставилась на нее Анжела.

— Вы тут вопили… — наконец, выговорила та заготовленную фразу.

— Ну да, — сказала Лилен. — Мама умерла. Папа тоже. Малыш лежит и дохнет. Майк думает. Нитокрис обещала прийти. Я уже совсем не знаю.

Анжела долго молчала. Потом опустилась на корточки и заглянула ей в лицо.

— Лили, — сказала она, — с тобой все в порядке?

Лилен хихикнула.

— Что значит — умерли?

— А что это еще может значить?

— Оба?

Лилен молчала.

— Одновременно?

— Откуда я знаю…

В дверном проеме обнаружился Майк.

— Местра Мариненко, — бодро начал он, и Анжела приложила палец к губам.

— Местра Анжела, — шепнула она. — Потише.

— Не трогайте ее, — с профессиональными интонациями посоветовал Майк. — Шок.

Анжела смерила его тяжелым взглядом. Они вместе прошли в залу, и Майк тихо, скоро отвечал на ее вопросы. Голоса сливались в неровный гул. Лилен сомкнула веки. Во рту было сухо и вязко. Что-то дрожало в животе, и сердце болело…

— Лилен… Лилен! — Анжела грубо трясла ее, ухватив за плечи, — да очнись же! Вставай. Пойдем на кухню, я сделаю что-нибудь поесть, кофе, чаю сладкого… В доме есть шоколад? Майкл, помнишь, где мой дом? Иди смело, дверь не заперта, найди в столовой коробку конфет!

— Зачем? — тупо сказала Лилен.

— Ты должна прийти в себя, — отозвалась Анжела уже из коридора. — Прямо сейчас.

— Зачем?

— Понимаешь, — спокойно сказала ксенолог терранского питомника, — нужно поговорить с Малышом. Для начала. А кроме тебя это теперь сделать некому.

Лилен сидела, вяло жуя. Вкуса у еды не было, и проталкивалась в горло она с усилием, как картонная. Майк сидел напротив, смотрел блестящими глазами, часто моргал и с явным усилием думал, что сказать. Не находил.