Айзек Азимов - Немезида (пер. Ю.Соколов)

– Тесса, я не знаю, о чем думали те, кто меня отправлял, только сам я об этом не думал. Но когда увидел вас… И не наговаривайте на себя – какая вы виды видавшая? Разве вас можно назвать разочарованной или одинокой? Земля предлагает осуществить мечту физика, и для нее неважно, кто вы: молодая или пожилая, мужчина или женщина.

– Какая досада! Ну а если я проявлю непреклонность и откажусь лететь на Землю? Какие еще аргументы у вас? Вы обязаны подавить отвращение и вступить со мной в связь?

Сложив руки на великолепной груди, Уэндел загадочно смотрела на Фишера.

Тщательно подбирая слова, он ответил:

– Знаете, что там замышляли наверху, я не имею понятия. Обольщать вас мне не приказывали, но уверяю вас, если до этого дойдет, об отвращении не может быть и речи. Просто я решил сначала переговорить с вами как с физиком, не унижая прочими соображениями.

– Напротив, – возразила Уэндел, – как физик я вижу все достоинства вашего предложения и охотно согласилась бы побегать за этой яркой бабочкой – за гиперпространственным звездолетом – везде, где возможно, но мне кажется, вы не совсем убедили меня. Я хочу, чтобы вы выложили все аргументы.

– Но…

– Короче, если я нужна вам – платите. Убеждайте меня изо всех сил, словно я проявила самое твердокаменное упорство, иначе я останусь. Как по-вашему, зачем мы здесь и для чего служат эти кабинеты? Мы размялись, приняли душ, поели, немного выпили, поговорили, получили от всего этого известное удовольствие, теперь можно обратиться к иным радостям. Я требую. Убедите меня, что на Земле мне будет хорошо,

И, повинуясь прикосновению ее пальца к выключателю, свет внутри кабинета призывно померк.

Эугения была растеряна. Сивер Генарр настаивал на том, чтобы Марлену посвятили во все.

– Эугения, ты – мать, и тебе Марлена всегда будет казаться маленькой. Но в конце концом любой матери приходится понять: и она – не царица, и дочь – не ее личная собственность.

Эугения Инсигна опустила глаза под его мягким взором.

– Не читай мне лекций, Сивер, – сказала она. – И нечего затевать всю эту суету вокруг чужого тебе ребенка.

– Суету? Ну, извини. Давай тогда так. Мое отношение к ней эмоционально не сковано памятью о ее детстве. Девочка нравится мне, как распускающийся бутон, как юная женщина, обладающая редким умом. Эугения, она необыкновенный человек. Тебе, может быть, это покажется странным, но, по-моему, она личность куда более значительная, чем ты или я. И уже поэтому с ней следует посоветоваться.

– Ее следует поберечь, – возразила Инсигна.

– Согласен, но давай спросим у нее, как ее лучше беречь. Она молода, неопытна, но может лучше нас сообразить, что следует предпринять. Давай обговорим все втроем, как трое взрослых. И обещай мне, Эугения, не прибегать к родительской власти.

– Как я могу это обещать? – горько произнесла Инсигна, – Ну хорошо, поговорим.

Они собрались втроем в кабинете Генарра. Экран был включен. Окинув быстрым взглядом взрослых, Марлена поджала губы и грустно сказала:

– Мне это не нравится.

– Боюсь, что у меня плохие новости, – начала Инсигна. – Неладно здесь. Придется подумать о возвращении на Ротор.

Марлена казалась удивленной.

– Но, мама, а как же твоя работа? Это же важно, измерения следует закончить. Но я вижу, ты решила даже не браться за них. Не понимаю.

– Марлена. – Инсигна говорила медленно, разделяя слова. – Мы считаем, что тебе следует вернуться на Ротор. Тебе одной.

Наступило недолгое молчание. Марлена вглядывалась в лица взрослых. Потом спросила почти шепотом:

– Ты говоришь серьезно? Ушам не верю. Я не вернусь на Ротор. Никогда. Я не хочу этого. Эритро – моя планета, и здесь я намереваюсь остаться.

– Марлена… – Голос Инсигны сорвался. Подняв руку, Генарр укоризненно качнул головой.

Эугения умолкла.

– Почему ты так хочешь остаться здесь, Марлена? – спросил Генарр.

– Потому что хочу, – ровным голосом ответила девочка. – Как иногда тянет съесть что-нибудь – просто хочется, и все тут. И почему – понять невозможно. Хочется. Меня просто влечет к Эритро. Не знаю почему, но я хочу быть здесь. Не знаю, как это объяснить.

– Хорошо, пусть тогда мать расскажет тебе все, что мы знаем.

Взяв в свои руки прохладные и вялые ладони Марлены, Инсигна проговорила:

– Помнишь, Марлена, перед отлетом на Эритро ты говорила мне о своем разговоре с комиссаром Питтом.