Айзек Азимов - Немезида (пер. Ю.Соколов)

И Фишер ушел, А она отправила вслед его вещи. Потом он отказался лететь на Роторе и его выслали. Эугения полагала, что он вернулся на Землю.

Оставил навсегда ее и Марлену. Нет, это она оставила его навсегда.

Инсигна удивлялась себе самой. Она никому еще не рассказывала о расставании с мужем, хотя переживала случившееся почти каждый день целых четырнадцать лет. Она и не собиралась посвящать кого бы то ни было в эту грустную историю, которая должна была вместе с ней уйти в могилу.

Не то чтобы она видела в этом нечто стыдное – просто считала глубоко личным делом.

И вот ни с того ни с сего выложила все до капли своей юной дочери, которую до сих пор считала ребенком.

Дочь грустно смотрела на мать темными взрослыми глазами – по-совиному, не моргая… Наконец Марлена промолвила:

– Значит, это ты его прогнала?

– В общем – да. Я так разозлилась, просто рассвирепела. Он хотел забрать тебя с собой. И куда – на Землю! – Она помедлила, потом решительно проговорила: – Теперь понимаешь?

– Неужели ты не смогла бы обойтись без меня? – спросила Марлена.

– Как ты можешь такое говорить? – вспылила Инсигна – и осеклась под невозмутимым взглядом дочери. Действительно, так ли уж нужна была ей тогда дочь… Но она ответила, стараясь не выдать волнения: – Ну что ты. Разве я могла от тебя отказаться?

Марлена замотала головой, и на миг лицо ее помрачнело.

– Ведь я не была очаровательным ребенком. Может, отцу я была нужна больше, чем тебе? Может быть, все тогда и произошло из-за того, что я была ему нужнее, чем тебе? А ты настояла на своем, чтобы причинить ему боль.

– Какие ужасные вещи ты говоришь. Все было совершенно не так, – ответила Инсигна, абсолютно не уверенная в том, что не кривит душой.

Грустное это дело – обсуждать семейную драму с Марленой. С каждым днем девочка все больше обнаруживала жуткое умение резать по живому. Инсигне не раз приходилось сталкиваться с этим, но прежде она считала подобные выходки случайными. Но это происходило все чаще, и теперь своим языком-скальпелем Марлена резала уже преднамеренно.

Инсигна проговорила:

– Марлена, а как ты поняла, что я сама прогнала твоего отца? Я ведь тебе не говорила об этом. Разве я себя чем-то выдала?

– Мама, я не понимаю, как это происходит, но я просто знаю. Когда ты вспоминаешь об отце, разговариваешь о нем с другими, в твоем голосе всякий раз слышится сожаление, чувствуется, что ты хотела бы, чтобы все было иначе.

– В самом деле? А я этого не ощущаю.

– Я наблюдаю, делаю выводы. Как ты говоришь, как смотришь…

Пристально поглядев на дочь, Инсигна вдруг выпалила:

– Ну-ка, о чем я сейчас думаю?

Слегка вздрогнув, Марлена усмехнулась. Смешливой она не была и никогда не смеялась от души.

– Это легко, – сказала она, – сейчас ты думаешь, что я читаю твои мысли. Но это не так. Я не знаю их. Просто умею догадываться по словам, жестам, интонациям и выражениям. Люди абсолютно не умеют скрывать свои мысли. Я убедилась в этом, наблюдая за ними.

– Зачем тебе понадобилось наблюдать за людьми?

– Потому что все лгали мне, когда я была ребенком. Говорили, что я миленькая. Или же это говорили тебе, потому что я была рядом. Да у всех на лицах словно написано: я говорю не то, что думаю. И никто даже не представляет себе, как это заметно. Сначала я не могла поверить, что этого никто не знает. Но потом я сказала себе: наверно, они считают, что просто удобнее делать вид, что говоришь правду. – Марлена помолчала и вдруг спросила: – Почему ты не сказала отцу, куда мы направляемся?

– Не могла. Тогда это была не моя тайна.

– Но если бы ты сказала, он, возможно, и отправился бы с нами.

Инсигна затрясла головой.

– Нет-нет, никогда. Он твердо решил возвращаться на Землю.

– А если бы ты все рассказала ему, мама, комиссар Питт не разрешил бы ему возвращаться? Ведь наш отец не должен был знать то, чего знать не положено.

– Питт не был тогда комиссаром, – рассеянно пробормотала Инсигна и внезапно вспыхнула: – Таким он был мне не нужен. И тебе, кстати, тоже!

– Не знаю. Я не могу представить, каким он был бы теперь.

– А я знаю!

Пламя чувств вновь охватило Инсигну. Ей вновь с отчаянной ясностью припомнилась и их ссора, и собственный резкий голос, приказывавший Фишеру убираться. Он должен был уйти. Нет, ошибки не было. Ей не хотелось, чтобы он стал пленником, невольным узником Ротора. Она еще слишком любила его – или недостаточно ненавидела…