И словно в ответ на ее безмолвный зов:
– Марлена!
Сердце ее подпрыгнуло.
Но она сразу взяла себя в руки. Нельзя обнаруживать испуга. И, оглядевшись вокруг, Марлена очень спокойно спросила:
– Где ты, скажи?
– Не нужно… нужно… тря-трясти воздух… говорить…
Голос принадлежал Ауринелу, но он не говорил, как Ауринел. Казалось, что невидимому собеседнику слова даются с трудом, но вот-вот дело пойдет на лад.
– Пойдет на лад, – подтвердил голос.
Марлена ничего не сказала. Просто подумала:
– Можно не говорить. Я должна только думать.
– Тебе нужно лишь приспособиться. У тебя получается.
– Но я слышу твои слова.
– Я тебе помогаю – и тебе кажется, что ты меня слышишь.
Марлена осторожно лизнула губы. Нельзя бояться, нужно оставаться спокойной.
– Бояться нечего… некого, – произнес голос, но он уже не был совершенно похожим на голос Ауринела.
– Ты ведь все слышишь, не так ли? – мысленно спросила Марлена.
– Это смущает тебя?
– Да, смущает.
– Почему?
– Я не хочу, чтобы ты все знал. Я бы хотела кое-что оставить для себя.
Она попыталась не думать, что такую же реакцию сама вызывала у окружающих, Но она знала, что мысль нельзя спрятать, и попыталась просто ни о чем не думать.
– Но ты устроена не так, как другие.
– Не так?
– Твой разум. Другие… перепуганные… кривые. А твой… великолепен.
Снова облизнув губы, Марлена улыбнулась. Если здесь видят ее разум, значит, он и вправду великолепен. Она немножко загордилась и с сожалением подумала о девицах, в которых нет ничего красивого, кроме внешности.
Голос внутри нее произнес:
– Эту мысль следует отнести к личным?
У Марлены едва не вырвалось:
– Да-да, конечно.
– Я могу уловить разницу и на личные мысли не стану реагировать.
Марлена жаждала похвалы.
– А много умов ты встречал?
– После вашего появления здесь, лю-ди, я ощутил многие умы.
Голос не уверен, то ли слово произнес, подумала Марлена. Голос не реагировал – Марлена удивилась. Удивление – чувство личное, но она его сейчас не считала таковым. Значит, личное остается личным независимо от того, что она об этом думает. Разум сказал ей, что чувствует разницу. Она сказывалась в облике мыслей.
Голос не отреагировал и на это. Придется спросить, показать, что это не личная мысль.
– Пожалуйста, а на облике мыслей это сказывается?
Пояснять не пришлось. Голос знал, о чем она спрашивает.
– Видно по облику, все видно по облику – так хорошо устроен твой разум.
Марлена замурлыкала про себя. Свою похвалу она получила. Значит, следует вернуть комплимент.
– Выходит, твой разум тоже превосходно устроен?
– Он отличен от твоего. Он протяженный. Он простой в каждой точке, но, если точки собрать вместе, он становится сложным. Твой разум – сложный от начала. В нем нет простоты, но ты отличаешься от подобных тебе. Другие умы такие искривленные, с ними нельзя войти в перекрестное соприкосновение, нельзя общаться. А если попробовать их изменить, они гибнут – такой уж хрупкий ваш разум. Я об этом не знал. Я не хрупок,
– А мой разум хрупкий?
– Нет, он приспосабливается.
– Ты пытался вступить в общение с другими?
– Да.
– Эритрийская лихоманка. – Ответа не было – личная мысль.
Она закрыла глаза, пытаясь дотянуться до этого разума, извне общавшегося с ней. Она не понимала, как делает это, и, быть может, поступала неправильно – может, вообще ничего не могла сделать. Разум будет смеяться над ее неловкостью – если способен смеяться.
Ответа не было.
– Подумай что-нибудь, – попросила Марлена.
Он сразу вернулся.
– О чем мне думать?
Он пришел ниоткуда. Ни с той стороны, ни с этой – он звучал внутри ее головы.
Марлена подумала, досадуя на собственную нескладность:
– А где ты ощутил мой разум?
– В новом контейнере с человеческими существами.
– На Роторе?
– На Роторе.
Тут ее осенило,
– Я нужна тебе, ты звал меня?
– Да.
Конечно же, зачем ей еще понадобилась Эритро? Почему она с такой тоской разглядывала планету в тот день, когда посланный ее матерью Ауринел явился разыскивать ее.
Она стиснула зубы. Надо спрашивать дальше.
– Где ты?
– Повсюду.
– Ты и есть планета?
– Нет.
– Покажись мне.
– Я здесь, – и голос вдруг обрел направление.
Она взглянула на ручей и вдруг поняла, что, пока общалась с голосом внутри себя, видела перед собой только ручей. Все другое словно исчезло. Разум ее словно замкнулся в себе, вбирая то, что в него вливалось.
Читать дальше