Конечно, никто понятия не имел, как делаются, тем более - как рассчитываются парашюты, но почти все думали, что дело это нехитрое, что "не Боги горшки обжигают".
Парашют получился здорово большой, это был квадрат площадью примерно полгектара, к нему по углам привязали четыре каната толщиной с руку, откуда только взялся такой редкий такелаж в простой райбольнице, одна из гримас планового материального снабжения, так надо понимать. Вторые концы канатов прикрепили на чердаке к трубам какой-то коммуникации, канализации, если верить доносившемуся из открытых концов труб запаху. Сам купол так же на чердаке сложили кучей возле слухового окна так, чтобы в случае нужды можно было его быстренько выкинуть наружу, где он должен раскрыться.
После этого рассеялись у большинства оказавшихся в беде людей последние сомнения относительно безопасности приключения. Возможно, некоторые и догадывались, что парашют - не такая уж примитивная штуковина, догадывались, что он должен быть в изготовлении посложней какого-нибудь фрака третьей сложности, но вслух никто не решился посягнуть на душевный покой подавляющего большинства. С большинством, как известно, нужно обходиться очень деликатно, ведь мы же знаем, из кого оно, безгрешное, состоит.
Однако парашют шили весь день, и была эта работа довольно монотонной, хорошо, что монотонность скрашивало социалистическое соревнование.
А в тот день произошло еще большое количество и других событий, более или менее важных, но дополняющих друг друга и достойных пусть не подобного описания, но уж простого-то упоминания -обязательно.
Так, едва рассвело как следует, один из впередсмотрящих что-то завопил истошным голосом. И все услышавшие этот вопль кинулись к окнам, а за окнами плавал поднятый все той же подъемной силой какой-то предмет в футляре.
Люди уже привыкли, что странный смерч, пленниками или гостями которого они стали, почему-то больше не захватывает в свой воздуховорот никаких предметов, не считая пыли, случайных птиц, мусора. А если захватывает что-то, то оно даже близко не подлетает к больнице, мельтешит в отдалении и скоро исчезает из вида.
А потому люди удивились плавающему за окнами предмету и захотели им завладеть. Кто-то быстренько соорудил нечто, напоминающее лассо, потом это лассо долго и безуспешно бросали все, кому хотелось испробовать свою сноровку, потом кто-то, достаточно натренировавшись, заарканил все-таки добычу.
И добыча оказалась довольно мощной батарейной радиостанцией, которую установили в кабинете Фаддея Абдуразяковича, сделавшемся теперь еще и радиорубкой. При радиостанции обнаружилась толковая инструкция.
- Ура! - сказал Мукрулло на кратком митинге, посвященном установлению двухсторонней связи с родной планетой, - склоним головы перед мужеством тех, кто отважился приблизиться к смерчу вплотную, чтобы послать нам эту дорогую посылку!
Все послушно сказали "Ура!" и склонили головы перед мужеством тех, кто отважился приблизиться к смерчу вплотную, чтобы послать нам эту дорогую посылку!
Все послушно сказали "Ура!" и склонили головы перед мужеством, все привычно радовались жизни, поскольку просто не успели отвыкнуть от этого дела. О чем тужить, если, как всегда, есть кому думать за тебя и принимать исключительно правильные решения! И в то же время сам ты - обязательный член какой-нибудь необременительной комиссии, что само по себе достаточно для твоего непритязательного самолюбия.
На должность радиста Фаддей Абдуразякович определил Афано-реля. Он, еще будучи только главврачом, а больше никем, сразу как-то выделил из прочего контингента всех наших друзей, в том числе и пока еще малоразговорчивого Веню. Как-то между ним и нашими друзьями сразу установились особые отношения. Может, потому, что Владлен Сергеевич проживал в этой палате, а может, потому, что, вообще, в ней было много людей неординарной судьбы, людей бывалых, а значит, полезных в любой нештатной ситуации.
Хотя одновременно, надо признать, получив радиостанцию, Фаддей Абдуразякович снова стал сдержанно и настороженно относиться к бывшему общественному деятелю, время эмоций кануло в прошлое, снова стал главенствующим в отношениях трезвый расчет. Но этого изменения на первых порах никто, кроме самого Самосейкина, не заметил, а уж он-то обязан был понимать Мукруллу. Да он и понимал.
И стал бывший древний грек, бывший экономист Афанорель Греков радистом. И не потому, что здорово разбирался в радиотехнике, не мог он в ней разбираться, а потому, что показался Фаддею Абдуразяковичу самым подходящим человеком для составления текстов радиограмм. Ведь эти тексты должны были звучать на весь мир, а стало быть, иметь такое качество, какое еще никогда не требовалось от текстов, составленных главврачом лично.
Читать дальше