Майкл Коуни - Я помню Паллахакси

Я поспешил назад в кабину. Фоун обняла меня, я почувствовал её слезы на своём лице. В иных обстоятельствах я был бы тронут, но не сейчас. Я повернулся к старшим, которые все ещё продолжали искать истину, и заявил:

– Лопнула пружина правого амортизатора.

– Это мне решать! – немедленно взъелся дядя Станс. – Я думаю, колесо провалилось в нору хрипуна.

У отца был потрясённый вид.

– Ты вышел и посмотрел, не так ли? Пока мы тут ругались? Клянусь пресветлым Фа, Станс, у него мозгов больше, чем у нас обоих. Отличная работа, Харди!

– Ты принимаешь болтовню молокососа на веру, Бруно? Но только не я.

– Тогда пойди и взгляни сам.

Но анемоновые деревья уже склонились к мотокару, жадно оглаживая ветвями крошечную зону тепла в насквозь промороженном мире. Я понял, о чём думает дядя.

– Ты уверен? – сухо спросил он, глядя поверх моей головы.

– Он уверен, – ответил за меня отец.

– Мы застряли, – проговорила Ванда сдавленным голосом.

– Мы все умрём! – взвизгнул Триггер.

– Мы подождём до рассвета и отправимся за помощь, – внушительно заявил дядя Станс, проигнорировав реалистическую оценку ситуации, предложенную Триггером.

– У нас не хватит топлива, – заметил отец.

– Хватит.

– Хватило бы на поездку. Не хватит, чтобы всю ночь поддерживать огонь.

– Мы умрём, отец? – захныкал Триггер. – Мы все умрём?

– Я пошлю попугая, – предложил отец.

– Что это даст?

– Возможно, ничего. Но кто знает. – Отец открыл клетку и заключил серебристую птичку в свой большой кулак. – Помогите, сказал он, глядя в её крошечные блестящие глазки. – Помогите Бруно. Повтори!

– Помогите Бруно! – хрипло крикнул попугай.

– Лети! – Он выбросил птицу наружу; та очертила виток вокруг кабины и устремилась в темноту, изящно уклонившись от неуклюжих поползновений анемонов. – Если мистер Мак-Нейл в Иаме, он свяжется со станцией Девон, – сказал отец. – Они отправят на поиски один из своих мобилей.

– Если, – скептически произнёс дядя Станс.

У отца заиграли желваки, что всегда было дурным знаком. Ванда уловила намёк.

– И что теперь, Станс?

– Да, что мы теперь будем делать, отец? – плаксиво повторил Триггер.

Фоун схватила меня за руку.

Итак, мы возложили свои надежды на попугая и технику земной расы! Тем временем возле источника тепла потихоньку началась борьба за выживание, в которой первым проиграет Триггер, как самый младший и слабый. Социальный статус ничего не значит, когда дело касается жизни и смерти. К тому же я никак не мог представить дядю Станса, сражающегося за жизнь Триггера.

Мне страшно захотелось оказаться в любом другом месте, и я погрузился в воспоминания, надеясь отыскать такое, что полностью затмит ужасную реальность.

НЕВЕРОЯТНЫЕ КАРИЕ ГЛАЗА. ЧАРА, СКАЗАЛА ОНА. НОСС-ЧАРА. ИМЯ, КОНЕЧНО, НЕОБЫЧНОЕ…

Голос отца разрушил очарование.

– Подвинься, Станс! Я не могу подбросить дров в огонь.

Дядя придвинулся к открытой топке так близко, что всем остальным доставались лишь узкие полоски света и тепла по краям его солидного тела.

– Я сказал, подвинься, – резко повторил отец.

– Ты обвиняешь меня в захвате огня?

– Нет, я хочу подложить ещё одно полено.

– Залей спирт.

– У нас только одна канистра, – увещевающе сказал отец. – Дистиллят может понадобиться нам… для иных целей.

– Какие ещё цели, ради Фа?!

– Девять поколений назад наш предок оказался в аналогичной ситуации.

– Я помню это! – рявкнул дядя Станс, словно его предводительской памяти был брошен оскорбительный вызов.

– Тогда ты должен помнить, как он поступил. Наш предок пил спирт, пока не напился допьяна и не уснул возле бойлера. Утром его нашли.

– Мёртвым, разумеется.

– Ради Фа, Станс! Разумеется, нет, – на сей раз отец действительно рассердился. – Если я преждевидел такое, значит, это случилось до того, как он зачал сына. Наш предок заболел, но не погиб и самое главное – не потерял рассудка. Поэтому мы сохраним спирт. Подвинься!

Станс подвинулся с недовольным ворчанием. И внезапно приказал отцу развести огонь пожарче.

– Раз мы должны умереть, то мы умрём в комфорте!

Логики здесь не было никакой, но отец вынужден был повиноваться, и вскоре в кабине стало невыносимо жарко. Наш страх уступил место тупой безнадёжности. Дядя Станс, раскупорив канистру, то и дело прикладывался к ней. Потом он встал и неверными шагами заходил по кабине, бессвязно выкрикивая молитвы.

– Потише, Станс! – Отец ухватил его за руку прежде, чем дядя рухнул на топку.