Скотт в смятении опустил взгляд, перевел его на длинные ноги жены и до боли стиснул зубы.
— Есть одна... женщина... — запинаясь, выдавил он.
Лу молчала.
Скотт взглянул на нее и увидел, что глаза ее блестят в слабом свете далеко стоящего фонаря.
— Ты имеешь в виду ту лилипутку из балаганного представления?
Скотт вздрогнул. Его покоробили брезгливость и отвращение, прозвучавшие в голосе жены. Нервно выдвинув вперед челюсть и проведя языком по верхней губе, он выпалил:
— Она очень добрая и чуткая. Я хочу остаться с ней на какое-то время.
— То есть на ночь?!
Скотт резко втянул голову в плечи. В глазах вспыхнул гнев.
— Как ты можешь?.. Ты говоришь так, словно...
Он сумел-таки взять себя в руки и, глядя вниз, на туфли жены, заговорил уже спокойно, отчетливо произнося каждое слово:
— Я останусь с ней. Если хочешь, можешь за мной больше не приезжать. Ты избавишься от меня, а я уж как-нибудь проживу.
— Боже! Да хватит тебе...
— Лу, это не просто слова. Говорю тебе как перед Богом: это не просто слова.
Лу молчала и лишь пристально смотрела на мужа. В глазах ее застыло какое-то странное выражение.
— Ты не знаешь, ты просто ничего не знаешь, — торопливо начал объяснять Скотт. — Ты думаешь, что это что-то... отвратительное, животное. Но нет, ты не права. Это много больше. Неужели ты не понимаешь? Неужели не видишь, что мы с тобой теперь слишком разные, что между нами пропасть. Но если ты можешь найти себе кого-нибудь на стороне, то для меня это практически неосуществимо. Мы никогда не говорили с тобой об этом, но полагаю, что, когда я исчезну — а именно этим все и закончится, — ты выйдешь замуж за другого. Лу, неужели ты не видишь, что мне в этом мире осталось слишком мало. А точнее говоря, ничего. Что меня ожидает? Небытие. Я буду все так же уменьшаться с каждым днем, а мое одиночество будет становиться все острее. Ни кому на свете не дано это понять. И однажды я потеряю и эту женщину. Но сейчас... Сейчас, Лу, я испытываю к ней нежность и любовь. Да, любовь. Что кривить душой, я ничего не могу с собой поделать. Пусть я мерзкий уродец, но и в таком состоянии я нуждаюсь в любви. — Скотт хрипло вздохнул. — Только на одну ночь. Большего не прошу. Отпусти меня на одну ночь. Если бы на моем месте была ты и у тебя появилась бы возможность хотя бы на одну ночь обрести покой, я, поверь, не стал бы тебе мешать. — Скотт опустил глаза. — Она живет в фургоне. Там есть мебель, удобная для меня. — Он мельком взглянул на жену. — Я могу сидеть в кресле так, будто я нормальный человек, а не... — Он вздохнул и добавил: — Хотя бы только это, Лу. Только это.
Наконец Скотт решился посмотреть Лу в лицо. В этот момент мимо как раз проезжала машина, и в свете фар он увидел на щеках жены слезы.
— Лу!
Она не отозвалась. Вздрагивая от душивших ее рыданий, Лу впилась зубами в кулак. Через минуту глубоко вздохнула и смахнула с глаз слезы. А Скотт, онемев от потрясения, глядел на нее, не отрываясь, хотя от неудобной позы у него уже давно затекла шея.
— Ладно, Скотт. Бессмысленно отрицать очевидное. Ты прав. Я бессильна тебе помочь и с моей стороны слишком жестоко лишать тебя того, что могут дать другие. — Лу тяжело вздохнула. — Я заеду за тобой утром, — выдавила она и бросилась к дверце машины.
Не шевелясь, Скотт еще долго стоял на ветру, чувствуя в душе боль и пустоту. А потом побежал через дорогу. Его мучило раскаяние: «Не следовало так поступать с Лу. Я не имел права ее обижать».
Но, увидев снова фургон, свет в окне и ступеньки, которые вели к забытому наслаждению, Скотт ощутил прилив страсти. Он вступал в другой мир, оставляя в мире старом и ветхом все свои печали.
— Кларисса, — прошептал Скотт.
И бросился в ее объятия.
Скотт сидел на одной из широких перекладин стоявшего в самом низу садового кресла, прислонившись к толстому, как дерево, подлокотнику, и жевал кусочек печенья. Он выжал из губки несколько капель воды только один раз — на середине первого этапа подъема. Рядом с ним лежала свернутая, как лассо, нитка с крюком, сделанным из булавки, и длинное блестящее копье, тоже из булавки.
Медленно, как бы по каплям, усталость оставляла отдыхавшее тело. Скотт наклонился и с исказившей лицо гримасой боли растер правое колено, которое опять припухло, потому что, забираясь по нитке, он ударился им о ножку кресла. Оставалось только надеяться, что хуже не будет.
В погребе было тихо. Масляный обогреватель за последний час ни разу не заревел: наверное, в доме было не по-весеннему тепло. Скотт взглянул на окно — блестящий квадрат над топливным баком. «Почему не слышно Бет во дворе? — недоумевал он. — Водяной насос давно не работал. Наверное, Лу и Бет нет дома. Куда они могли пойти?»
Читать дальше