Алеся Троицкая - Церебрум (СИ)

— Рируар, объясни, почему девочка плачет. Ей больно из-за ее ноги?

— Думаю, да. Человеческая натура слаба, — Рируар неспешно выпустил клуб белого дыма в потолок, имитируя курение со специальной электронной сигарой.

— Но почему она терпит боль так долго?

— Может, людям нравится чувствовать боль.

— Думаешь? — Мими прищурилась, вглядываясь в своих примитивов.

— Вспомни, как Артур в раннем возрасте отказывался от помощи врачей, наверняка, по той же причине. Ведь боль — это чувство, а чувствовать что-то это прекрасно, — высокопарно произнес мужчина, изящно жестикулируя.

— Да, наверное, ты прав. Но все равно я расстроена, — Мими притворно вздохнула.

— Из-за чего, милая?

— Девочка не пришла ко мне, а обратилась к нему, — она указала красным ноготком на монитор. Похоже, это ее действительно волновало.

— Ты расстроена.

— Я просто хочу, чтобы мои примитивы больше мне… то есть, нам доверяли. Может, нужно навестить психолога?

— Навестим, — кивнул Рируар. — Иначе, если мы перестанем их понимать, то и контролировать. А неподдающийся контролю примитив опасен. И нам ничего не останется, как… усыпить их.

— Но не раньше, чем случим его с Анной, примитивом Моров.

— Почему с ней?

Мими стала загибать пальцы, перечисляя достоинства:

— Анна породистая, имеет множество наград и регалий. Физически неплохо сложена, красива, а самое главное, мы сделаем министру большое одолжение, так как первое потомство от спаривания наших примитивов достанется им. А я уверена, будет зачат великолепный экземпляр. Он наверняка возьмёт все достоинства нашего Артура.

— Ты думаешь, Моры согласятся?

— Я заметила, как они восхищаются нашим мальчиком.

— Хорошо, я не против.

На следящем экране девочка и парень уселись за стол, стали делить завтрак. Артур был очень внимательным и услужливым, помогая Майи намазывать на свежеиспеченный хлеб масло.

— Что они делают? — лицо Рируара вытянулось, и он подался вперед.

— Едят.

— Я вижу, но почему для девочки важно, чтобы они делали это вместе? Она недоедает? Ты ее плохо кормишь?

Женщина усмехнулась.

— Она всего лишь хочет съесть больше, чем ей положено. Вот увидишь, она сначала съест все, что предложит ей Артур, а после вернётся в свою комнату и возьмется за то, что приготовлено для нее. Помнишь, лет семьдесят шесть назад у нас была собака, вот она делала то же самое.

— Но невозможно потребить столько пищи?

— Ошибаешься. Человеческая натура такова, что ей всегда мало. Это называется «жадность», так говорит доктор Нивара, к которому я хожу за психологическими консультациями. Сначала примитивы довольствуются малым за неимением большего, потом, если возможности увеличиваются, они расширяют пределы своих требований. Ну, а когда приходит понимание, что ограничений нет, они больше себя не сдерживают.

— Мне кажется, твой психолог шарлатан, — выпустив последний клуб дыма, произнес Рируар, тщательно анализируя слова своей жены и задумываясь над очередной головоломкой, которую преподнесли его дети. Он произнес мысли вслух: — Где в примитивах находится источник желаний?

Мими безразлично пожала плечами, теряя интерес к монитору и сверяя свое внутренне расписание, по которому ее уже ожидали стилист и визажист. Ее примитиву сегодня обеспечена очередная награда высшего достоинства, и она как примерная мать должна быть безупречной, чтобы раздавать интервью и принимать поздравления вместе с ним.

— Милена, здравствуй!

— Здравствуй, Артур, — щечки девушки зарделись, она застенчиво улыбнулась и опустила глазки в пол. В своем смущении она была очаровательна.

— Ты хорошо выглядишь!

Артур быстро скользнул взглядом по стройной, миниатюрной фигурке в белом купальнике такого же оттенка, что ее длинные волосы. Заметив, что девушка еще больше сжалась, как будто сгорая со стыда, он быстро затараторил, запинаясь:

— То есть я хотел сказать, что ты всегда хорошо выглядишь, и неважно, в купальнике ты или без него. Ой, в смысле, не совсем без купальника… то есть в другой одежде… одежда неважно, какая… ты, ты хороша в любой.

Артуру тут же захотелось утопиться в бассейне.

— О великий Дарвин, покарай меня, — обреченно протянул он, потирая шею. — Прости, я, как всегда, говорю чушь.

Но девушка не обиделась. Бред, который нес Артур, пробудил на ее лице лишь милую, понимающую улыбку. Улыбку, в которой открыто читались чувства, разделяемые двоими, — влечение, трепетная симпатия, нежность и еще огромный водоворот, который не поддавался описанию. Но одно было ясно: у юной Милены при виде Артура так же учащалось сердцебиение, и казалось, перехватывало дыхание, ноги будто становились ватными и с трудом держали хозяйку, а речь, которую она заранее готовила, не обретала форму и улетала в черную дыру.