Алеся Троицкая: Церебрум (СИ)

Она в предвкушении потерла руки и пригладила прядь, выбившуюся из аккуратной причёски.

— У тебя не выйдет, то, что ты задумала, безумие, ты не сможешь дать роботам душу! — Влá славу позволили подняться на ноги.

Ну наконец-то, Эва чуть не завизжала от радости и не понеслась к детонатору. Лимея выгнула бровки, переключая внимание.

— Влá слав, Влá слав, — она снисходительно качнула головой.

— Ты меня недооцениваешь. То, что ты украл из архива, старые заметки моих предшественниц, которые давно нашли способ соединить живое и мёртвое. Так что создать разумного, — она постучала по голове, — и чувствующего андроида для меня не проблема. Но знаешь, — она подошла к нему вплотную, — это все пустое. Наделять машину чувствами — это полная глупость, зачем мне неуравновешенный механизм, который из-за чрезмерной чувствительности может причинить вред моей системы? Ха, неслыханная глупость.

Эва приближалась к своей цели. Чуть ли не подпрыгивая от каждого произносимого Лимеей звука. Нервы были натянуты настолько, что, казалось, оборвутся, стоит ее окликнуть.

В это же время пол завибрировал и начал образовывать нишу, из которой поднималась огромная капсула напоминающая уменьшенный макет ракеты.

— Тогда что ты задумала, зачем тебе девушка?

Лимея наклонила голову набок.

— Вот я никак не пойму, что тебя не устраивает в моем мире? Ты за одно мгновение переносишься из, можно сказать, апокалипсиса в цветущую сказку. Неужели она для тебя слишком прекрасна, что ты не можешь с этим смириться? Или ты так привык воевать, что просто не в состоянии жить в покое? Прости, если разочарую, но Церебрум никогда не познает вкус крови и разрухи. Я не позволю его уничтожить.

— Хоть ты и обладаешь памятью прежних жизней, своими глазами ты это не видела и физически не ощущала. Да, люди сделали ошибку, но это не заставляет их расплачиваться рабством. Мы не игрушки для безмозглых консервов.

Лимея выдала на редкость жуткую улыбку.

— Грехи других судить вы так усердно рветесь… Начните со своих и до чужих не доберетесь. Между прочим — Уильям Шекспир. Как говорится, учите классику, молодой человек.

Небольшой по мощности взрыв сотряс зал, осыпав с потолка штукатурку.

Все присутствующие оглянулись на виновницу жалкого представления и на того принципала, у которого оторвало обе руки. Он находился будто под куполом, отсвечивающим голубым. Даже гарь не просачивалась за его границы, оседая внутри защитного поля.

Растерянная Эва, чувствуя себя неудачницей, вновь нажала на красную кнопку, но ничего не происходило. Тогда она кинула коробку в Лимею, попыталась вырвать у ближнего к ней ищейки оружие. Но он, даже не напрягаясь, ее от себя оттолкнул.

— Отпустите! Отпустите меня!

Она стала дико извиваться, не хуже змеи, пытаясь вытянуть свои конечности из невероятно прочных демонических захватов. Пробовала подключать ноги, пиналась. Но все было тщетно, комар причинял боли больше, чем она своими выходками. От отчаянья попыталась укусить руку палача, но чуть не потеряла зубы.

Лимея же снисходительно покачала головой, вновь обратилась к Влá славу, не проникаясь истерическими криками:

— А вообще мне нравится твой запал, придётся пересмотреть свои планы, — она похлопала его по щеке:

— Будешь моей домашней собачонкой.

— Этого не будет никогда! — Влá слав дернулся и заревел, вновь пытаясь вырваться. Но тут же обмяк от удара в челюсть. Он выплюнул сгусток крови на ее коралловый лиф.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить.

Она поманила пальцем, и к ней присоединился рыжеволосый парнишка в заляпанном белом халате. Эва даже при большом желании не смогла вспомнить набор букв, составляющих его имя. Но это не мешало понять, что он очень устал. С взъерошенной шевелюрой, затравленным взглядом, напоминал забитого зайца, он занял место у пульта, и не встречаясь ни с кем взглядом, уткнулся в экран.

— Закрывайте.

С двух сторон от шипящей и плюющуюся паром машины обнажились отверстия.

Эва пыталась противостоять тому, что ее собирались в нее засунуть. Она выставила ноги, упирая их в косяк. Но демоны лишь слегка на них надавили, чудом не ломая кости, и всё-таки впихнули ее в узкое, безжизненное пространство пропитанное химической вонью. В секунды ее тело лишили чувствительности, привязав широкими ремнями, и возможности шевелиться. Ужас неминуемого накрыл с головой, когда дверь стала медленно закрываться, будто крышка гроба, в которую медленно заколачивали по гвоздю.