Колин Уилсон - Живые мертвые

Различие между Квизибом Мудрым и Хебом сразу же бросалось в глаза. Хеб воспринимал экскурсию в мир живых как некий праздник, для Квизиба это была мучительная обязанность, которой он рад был бы избежать. Как спящему, вырванному из тяжелой дремоты, ему не терпелось поскорее кануть обратно в забвение. Теперь Найл понимал, почему для расталкивания выбраны именно «бойцы», а не смертоносцы. Эти попроще умом, но есть у них эдакое грубоватое упорство, не дающее Квизибу ускользнуть обратно в небытие.

К тому, что последовало, Найл просто не был готов. Паучок повзрослев словно бы схватил Квизиба в сильные передние лапы и перетащил через порог мира живых. На самом деле произошло то, что паук перевел сознание Квизиба в свой собственный мозг, после чего впал в некий транс, оставив сознание советника в распоряжении присутствующих. Квизиб из бесплотного духа сделался частью живой сущности, питаясь от его жизненной системы. Секунду он оставался неподвижен, не желая шевелиться словно из строптивости. Но вот он обратил внимание на Асмака и устало спросил:

– Что на этот раз, страж мертвых?

Голос в отличие от повелителя Хеба, был тонкий и тусклый. Найл и прежде замечал, что «голоса» пауков различаются меж собой так же, как у людей, несмотря на то, что связь осуществляется не звуками, а мыслями. Голоса у пауков были прямым отражением их сущностей.

– Этот юноша – посланец великой богини, – сказал Асмак. – Он хочет задать тебе вопрос.

Квизиб посмотрел на Найла без всякого интереса.

– Пусть задает, – равнодушно, вяло.

– Я хочу спросить, повелитель, – сказал Найл, – знаешь ли ты, кто возвел Большую стену в Долине Мертвых?

– Знаю. Это был я.

– Ты?! – Найл чувствовал, что его изумление разделяют Асмак с Грелем (последний остался в проходе).

– Да, я. Не своими, разумеется, лапами, – голос Квизиба прозвучал чуть резко. – Я, сам понимаешь, руководил работами.

– Это было уже после эпохи Хеба Могучего?

– Да, после. В во время правления его сына Касиба Воителя. Хотя задумано было, в общем-то, еще во времена Хеба.

Квизиб говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. В голосе не было той властной напористости, что у Хеба, и не было кичливости, которую он мог бы себе позволить в силу своего чина; некоторая надтреснутость придавала ему старческий оттенок. Вместе с тем в Квизибе было что-то до странности располагающее, безропотность словно сочеталась в нем с чувством юмора. Можно было легко понять, почему он назначался главным советником двумя Смертоносцами-Повелителями.

– Но зачем ты воздвиг эту стену? – спросил Найл.

– Чтобы оградиться от человеческих тварей с севера. Слово «твари» он произнес нарочито унизительно, словно имея в виду каких-то особо гнусных насекомых. Найл через силу сдержал волнение.

– Кто это были?

– Не знаю. Мы никогда в это не вдавались.

Было видно, что добиться от Квизиба необходимых сведений будет непросто. Не потому, что легендарный советник привередничал или не хотел раскрыть того, что знал. Просто Найл задавал ему вопросы на «человеческом» языке, а Квизиб – не часто, видимо, общавшийся с людьми – несколько от этого терялся, все равно что человек, слушающий речь с иностранным акцентом.

Найл, глубоко вздохнув, помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.

– Повелитель Хеб Могучий рассказывал мне, как вы овладели этим городом. По его словам, он стал хозяином всех земель в междуречье. Однако сейчас ты мне говоришь, что вам не удалось покорить людей с севера. – Найл сделал паузу, но ответа не дождался; Квизиб, очевидно, не совсем понимал, о чем он спрашивает. Найл попытался разъяснить.

– Из какой земли приходили те люди?

– Не знаю. Мы никогда не задумывались.

– Неужто и в самом деле никогда?

– Поначалу. Нас не интересовали горы к северу от Долины Мертвых. Пользы от них не было никакой, и прибрежная равнина была слишком узкой.

Тут, наконец, ум Квизиба начал передавать телепатические образы – вначале Долину Мертвых с ее темным вулканическим озером, затем призрачные изломанные горы к северу с их удивительно острыми шпилями. Было заметно и то, что горы покрыты массивным ледяным панцирем: во времена Квазиба Мудрого земля только начинала вызволяться из тисков великого оледенения.

Найл поразился ясности мысленного образа, который был, пожалуй, даже четче и достовернее, чем недавняя панорама тех же гор, переданных через ум Асмака. Казалось невероятным, что память – особенно у такого глубокого старика как Квизиб – может сохранять такую удивительную, поистине фотографическую четкость.