— Да, — послушно ответил я.
Лютер расплылся в улыбке и сказал, сплевывая на пол:
— Стоит полтора миллиона. Кроме того, где я возьму разрешение, чтоб ты мог носить эту красавицу по городу без опаски? Вот, возьми лучше это. — И он протянул мне пистолет Макарова.
Я уставился на Лютера, торговец в ответ выпучил свои крысиные глазенки на меня и сказал:
— По дешевке отдаю. Как раз за пятнадцать тысяч.
У меня непроизвольно сжались кулаки, а Лютер улыбнулся как ни в чем ни бывало и сказал:
— По старой дружбе подкину к нему патронов… немножко.
Потом он сказал:
— Кулачишки разожми-то, ага? Тебя держит под прицелом система автоматического наведения. Разнесет в клочья, если решит, что что-то угрожает моей жизни.
3.
Потом был вечер, угрюмые солдаты, проверяющие багаж и хмурые машинисты с короткими автоматами в руках. Машинисты толпились у новенького бронированного электровоза, а нам, пассажирам, достались помятые зеленые вагоны, половина стекол в которых отсутствовала. Вместо них оконные проемы забили кусками фанеры.
Дюжий офицер в темно-синей форме стоял в самом конце перрона и кричал:
— Патроны сдайте сержантам «службы зачистки»! Вам их вернут перед отправлением поезда! Повторяю, патроны сдайте…
Вагонов было немного — кроме электровоза, всего семь. Пассажиров тоже не ахти сколько. В основном, мужчины. Грязные, небритые, помятые жизнью мужики.
Неужели и я так выгляжу?
Протопал к вагону номер четыре. Молоденький безусый сержант достал сканер, ткнул им мне почти что в глаз, потом медленно опустил глянцевую трубку к ботинкам. Спросил, лениво почесывая задницу:
— Судя по документам, вы купили пистолет сегодня утром. Умеете пользоваться огнестрельным оружием?
Я кивнул. Поставил свою сумку на перрон, приготовился расстегивать «молнию».
— Вы чего? — спросил мент с любопытством.
— Ваш офицер сказал, что надо сдать патроны.
— Да хрена там сдавать, — ухмыльнулся сержант и кивнул на вагон: — Идите.
Еще он посоветовал вроде как в шутку:
— Из вашей пукалки пристрелите в поезде кого-нибудь с арсеналом помощнее, а потом уже надейтесь на везение.
Внутри вагон производил такое же удручающее впечатление, как и снаружи.
Даже казался хуже.
Потертый мутно-серый пластик, ржавые пятна повсюду, смятые простыни и грязные подушки. В некоторых отсеках не хватало столиков, в других — кто-то с мясом вырвал полки. Стены вагона неизвестные умельцы прошили стальными листами. То тут, то там в металле виднелись вмятины, большие и маленькие. Некоторые с присохшей кровью.
Я нашел свой отсек — пустой и относительно чистый — запихнул сумку на верхнюю полку и протопал в конец вагона. Здесь обнаружился туалет. Маленькое прямоугольное зеркальце под потолком — наверное, чтоб было удобно баскетболистам — ржавая раковина и унитаз веселенького розового цвета в углу. Окошко в сортире кто-то заколотил куском ДВП. Надпись маркером на этом самом куске гласила: «Расстегивая ширинку, будь осторожен. Кто знает, что кинется на тебя из унитаза».
— Мы все еще в городе, поэтому никто не кинется, — сказал я, расстегивая ширинку.
Заметил еще одну надпись, чуть ниже:
«Самоуверенных смоет в унитаз в первую очередь»
Я пожал плечами, сделал свое дело и вернулся в отсек.
Здесь уже располагался давешний киборг Ульман. Все в том же черном костюме и при бабочке.
— Э… — пробормотал я.
— Быть киборгом очень увлекательно, молодой человек, — сказал старичок, устраиваясь на нижней полке. Он открыл свой чемоданчик, обитый дешевым дермантином, и принялся выкладывать на столик продукты. А именно: копченую курицу, завернутую в фольгу, малосольные огурчики, вареные яйца, маленький целлофановый пакетик с солью, пластиковую тарелку, вилку…
Спросил меня:
— Вы не голодны?
Вот, что еще он выложил на стол: пакетики чая, маленькие помидорчики, баночку из-под детского питания, в которой обнаружился сахар, кабачковую икру, модифицированные яблоки неприятного синюшного цвета и два пластиковых стаканчика, ко дну которых прилипли чаинки.
Я залез на верхнюю полку, повернулся к окну и с тоской посмотрел на серое здание вокзала. Чрезвычайнейше хотелось плюнуть на все, выбежать из вагона и вернуться в свой маленький домик. Который, на самом-то деле, тоже вагончик.
Только без чертовых вмятин, покрытых тонкой коркой свернувшейся крови.
Я сказал:
— Нет, спасибо. Дома поел.
Потом стал мечтать: о пиве, о друзьях, которые постепенно забудут обиды и простят, о Саше, которую, наверное, все-таки не стоит видеть и еще о миллионе вещей, которые я должен был сделать там, снаружи.
Читать дальше