Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

Через три-четыре дня над Москвой и всеми крупными скоплениями войск вспыхнет мощнейший электромагнитный купол. Моментально выйдет из строя любая электроника, все компьютеры и серверы, мобильники, телефония, даже наручные часы остановятся, если только не заводятся вручную. Тут же на все скопления войск, не говоря уже о ракетных установках и ПВО, обрушатся крылатые ракеты, а также «умные» бомбы, что сами находят цели. По Москве и подмосковным гарнизонам будет выпущено около семидесяти тысяч крылатых ракет, на всю остальную Россию – не более пятидесяти тысяч, так как считается, что все делается в Москве, а остальная Россия лишь покорно хавает и сопит в тряпочку.

С тысячи транспортных самолетов посыплются сто тысяч вооруженных по самому последнему писку военной техники суперспецназовцев, они же коммандос, они же зеленые береты, а также – морские котики, серые тени, алые погоны и все такое суперкрутое и обученное убивать все, что шевелится. С воздуха будут сбрасывать даже танки.

А то, что это произойдет через три-четыре дня, видно по тому, что по всей России разом поднялась пятая колонна, и взахлеб с утра до поздней ночи и снова до утра пошли славословия в адрес несокрушимого американского народа, что вот прямо сам несет нам пряники в дом, только раскрывай рот, а то…

Вот именно, «а то». В рай, оказывается, загоняют и штыками.

– Сопротивление бесполезно, – сказал Окунев настойчиво, очень настойчиво. – У нас не в том состоянии армия, чтобы сражаться со всей мощью заокеанской державы. А воевать в таком положении – это дикость, дикость!.. Мы же не чеченцы какие-нибудь?.. Мы должны сложить оружие и принять условия победителя. Этим сохраним жизни наших солдат, за которых отвечаем.

Каганов хмыкнул:

– И снова США победят без единого выстрела!..

– Это будет победа, – согласился Агутин, – победа всех побед… Чтоб Россию вот так положить на обе лопатки? Или поставить ее в позу пьющего оленя?.. Нет-нет, дорогой Николай Степанович, я поддерживаю ваше предложение сложить оружие. Просто у меня любви к Америке не возникает, ну не возникает от этого жеста!

Каганов спросил в лоб:

– И вы голосуете за то, чтобы впустить экспедиционный корпус без сопротивления?

– Да, – ответил Агутин нехотя. – Плетью обуха не перешибешь.

Наступило тяжелое молчание, все смотрят на меня, я все еще не сказал слова, сижу в повязках, как ни старались их сделать минимальными, но все же вид пренелепый. Даже Громов, Сигуранцев, Карашахин, Шандырин – старые соратники, сейчас они смотрят с неуверенностью. Хоть я и объявил себя диктатором, хоть до этого и велел раздавить кобызские села танковыми соединениями, но разве не проделывает со своими противниками то же самая демократичнейшая страна в мире – Америка? Так что мои действия хоть и шокирующие, но вполне укладываются в новое отношение к миру, к народам, к событиям… Но в то же время чувствуют, что я, демократ до мозга костей, все же в чем-то изменился, изменился… Может быть, даже больше, чем изменилась когда-то свободолюбивая Америка.

Я похлопал ладонью по столу, звук сухой, будто я стучу поленом, во всем теле нет и намека на усталость. Там что-то горит, сгорает без остатка, а я буду держаться, пока не выгорят последние капли бензина.

– Я учту ваше мнение, – ответил я ровным голосом. – Учту.

Тишина, поскрипывание стульев, наконец Агутин робко поинтересовался:

– Простите, Дмитрий Дмитриевич… но что решите вы?

– Я решений не меняю, – сказал я. – Не знаю, сможем ли сражаться… но сражаться будем. Как сможем. Да, мы не чеченцы, я не думаю, что хотя бы тысяча русских уйдет в леса и начнет партизанскую войну, мы также не палестинцы, что ведут войну в городах… Большинство настолько пали, что им все равно, кто войдет в Кремль, – мы запоздали с реформами. Я не знаю, сколько у нас дней и часов до вторжения врага… да-да, врага!.. но мы должны сделать все, чтобы Россия не досталась ему, как покорная добыча. А сейчас давайте продумаем меры…

Огромный флот двигался через океан уверенно, мощно, неотвратимо, как двигаются звезды через пространство, как сползающие в океан ледники, которые остановить никто и не пытается.

Самолеты вьются над множеством кораблей, как москиты над стадом оленей. В центре армады разрезают волны три суперавианосца, настоящие плавучие острова, где на палубах сотни самолетов, и еще в трюмах по тысяче, не считая тридцати тысяч крылатых ракет. За авианосцами крейсеры, линкоры, везде снуют торпедные катера, отрабатывая маневры, а на глубине идут бесшумные подлодки, вооруженные крылатыми ракетами с ядерными боеголовками.