Юрий Никитин - Баймер

На крыльце особняка стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, Козаровский. Он смотрел на меня немигающим взором. И хотя я вроде бы иду сам по себе, но ощутил себя так, будто как загипнотизированная лягушка приближаюсь к змее с уже распахнутой пастью.

На ступеньке ниже сидел Сергей. В руках у бота зажата, как граната, коробочка сотового. Он что-то говорил, тряс, снова говорил, лицо было красным от злости. На миг оторвавшись от мобильника, поднял голову, спросил еще сердито:

– Ну как? Голова не болит?

Я ответил растерянно:

– Да вроде нет.

– А как дома? Если утром жена с тобой не разговаривает – значит, пьянка удалась!

– У меня пока нет жены, – сообщил я. – Да и не пил… почти.

– Хорошо, – одобрил он. – В меру выпитая водка хороша в любых количествах. Как и коньяк. Непьющий человек на Руси вызывает естественное подозрение… Наш шеф говорит, якщо людына не п’е, вона або хвора, або падлюка.

Из мобильника доносился писк. Сергей со злостью вдавил кнопку сброса, сунул в нагрудный карман. Я сказал осторожно:

– Так он вроде бы тоже не пил. По крайней мере, не особенно.

Сергей поднялся на ноги.

– Ну, – произнес он значительно, – гусь свинье – не товарищ майор! Ему можно. А вот мы все должны по правилам, усекаешь? Конечно, в действительности все не так просто, как на самом деле! Но, думаю, для тебя вчерашний день пропал не зря. Ты верно решил: мауглей бояться – в лес не ходить. Ну что, шеф, ведем его к Конону?

Я удивленно дернулся, Сергей шефом назвал этого Козаровского. Все страннее и страннее, как говорил мартовский заяц.

– Я сам, – отрезал Козаровский сухо. – А ты побудь здесь.

Он сказал, словно лязгнул стальным капканом. На меня пахнуло холодком, будто Козаровский накануне проглотил тонну «зимней свежести». Сергей вытянулся, едва не прищелкнул каблуками.

Я послушно двинулся за Козаровским. Чувствуется, что ему привычнее идти сзади, как за арестованным, а то и подгонять ударами приклада или рукоятью пистолета, но тогда не так будет видна его роль вожака, и он пошел через холл, ни разу не оглянулся, резво начал подниматься по лестнице.

Когда архангел Гавриил разбирал генетический код Адама, как я часто разбираю написанные Аверьяном программные коды, то явно же натыкался на комментарий /* A eti geny nado by ubrat nahren. God Iegova-Jahve */. Hо Гавриил схалтурил, не убрал, и вот теперь на свете, кроме нормальных людей, есть и Козаровский… Да не просто есть, а еще и начальник!

В холле на этот раз полутьма, камин не горит, прохладно. Тускло поблескивают перила, я на ходу касался кончиками пальцев дерева, все добротно, надежно. В кино то и дело видишь, как в падении герой или злодей, круша перила, падает сверху в холл, но здесь такое не пройдет, эти перила удержат и разбежавшегося слона или даже пьяного Паваротти.

Козаровский провел по второму этажу, здесь тоже по немалому холлу справа и слева, на ходу бросил в мобильник:

– Илья Юрьевич, это я, Козаровский. Веду яйцеголового. Придержать пока… или к вам сразу? К вам?.. Ясно.

Кивнул мне коротко, мобильник сунул так, что я как воочию увидел мелькнувший в его ладони пистолет. В конце просторного коридора, который я упорно называл про себя холлом, обитая кожей массивная дверь. Козаровский потянул за ручку, мне почудился аромат легких духов.

Когда переступили порог, запах духов стал сильнее. Следом за Козаровским я вошел в просторную светлую комнату. В воздухе, в самом деле, витал запах легких духов, пахло цветами. Много живой зелени, цветы на тумбочках, свешиваются с подставок на стене, захватили весь подоконник, и даже на единственном столе, где нашлось место компу, факсу и принтеру, три крохотных горшочка с цветами.

– Здесь Вероника, – бросил Козаровский. – Секретарь.

Я осмелился спросить:

– А где она?.. Там, где и бывший программист?

Этот вопрос явно очень не понравится Козаровскому. Он нахмурился, ответил очень резко:

– Сдает экзамены. Скоро вернется!

В три быстрых шага пересек эту приемную, остановился перед добротной дверью, где и ручка – произведение искусства, и кожа явно стоит недешево, постучал рядом в деревянный косяк.

– Илья Юрьевич, – сказал он громко, – программист.

Отступил от двери, я нерешительно тронул дверную ручку. Козаровский не двигался, я приоткрыл дверь, еще не зная, открываю для него или идти первым. Козаровский все еще не шевелился, я осторожно ступил через порог. Козаровский вошел следом, и я наконец сообразил, что я не сам пришел, а был доставлен.