Юрий Никитин - Великий маг

Так вот, рухнула советская власть, а с нею рухнули и те дутые авторитеты, что якобы боролись против власти. Казалось бы, пишите теперь вволю! Свобода!.. Так нет же, для этого нужно быть писателями, а они были всего лишь выразителями «чаяний народа». Хотел народ свержения советской власти, вот эти «писатели» и выражали эти чаяния. Рухнула власть, а эти старые чаятели – все живы-здоровы! – никак не сообразят, что бы сейчас выразить такое, чтобы в яблочко. Увы, народ жаждет литературы. А вот здесь и облом, этого не потянут.

Точно так же и сейчас, в рыночное время, практически все новые пишущие пристроились к разным партиям, организациям, движениям, везде свои тусовки, везде кукушка хвалит петуха, везде что-то выражают, умело приобретают симпатии «простого читающего народа», который поголовно записан в русскую интеллигенцию. Понятно, никто из подобных деловитых орлов в литературе не останется, но это им по фигу, главное – щас быть первыми, видеть свои фото и интервью на первых страницах газет и журналов, видеть себя по ящику, раздавать автографы, хапать и хапать повышенные гонорары, тусоваться в Интернете.

Коричневая шапка кофе начала подниматься, Барбос учуял запах, пришел и рухнул возле своей миски. Это на Западе пьют кофе с нифигом, что значит – без сахара и кофеина, а у меня должен быть и крепчак, и сахару три ложки, и в придачу увесистый бутерброд с салом… ну ладно, я ж теперь москаль, обойдемся без сала, зато бутерброд должен быть таким, чтоб заметно напрягался бицепс. А какой человек не поделится с собакой, это ж не другому человеку отломить.

Из комнаты донесся звонкий голос:

– Кофе в такую жару?

Зараза, она даже такую фразу ухитряется произнести настолько сексуально, что я не только за долю секунды успел забросить ее загорелые ноги на мои белые плечи, но и… нет, почти не дрожащей дланью смахнул это дияволово видение, переставил джезву с плиты на стол, поинтересовался:

– Вы, конечно, отказываетесь?

За окном раскаленное небо, прямо плавится от зноя, обнаженные плечи Кристины искрятся, как металл в раскаленном горне, кровь моя снова забурлила, запенилась, стараясь сломить преграды, воздвигнутые жалкими интеллектом и волей. Лицо ее в тени, но голос прозвучал ворукюще-призывно:

– Ох, как вы размечтались, Владимир Юрьевич!.. Я от ваших предложений не откажусь. Все исполню.

Я снял с полки две чашки.

– Я пью с сахаром. А вы?

– Конечно, с сахаром, – ответила она. – А как иначе? Женщина должна быть сладкая.

– Но не до приторности, – буркнул я, и Кристина мгновенно посерьезнела, даже фигура как-то сразу стала менее вызывающей. – Сколько ложек?

Она смерила взглядом чашку, а я пью кофе из чайных, в то время как чай – из компотных.

– В такую… три.

Не придется запоминать, подумал я. Я тоже кладу всегда три.

Кристина рассматривала меня серьезно и внимательно.

– Неприятности?

– У меня? – удивился я.

– Мне показалось… что последний звонок вас чем-то расстроил.

Я отмахнулся.

– Ничуть. Просто люди не понимают, что меня нет.

Она вскинула брови, взгляд ее пробежал по мне сверху донизу, потом снизу доверху. Причем она ухитрилась неторопливо раздеть глазами, после паузы снова одеть, лишь тогда поинтересовалась со смешком:

– А что же есть?

– Мои книги, – ответил я.

Она не стала задерживаться, допила кофе, сама ополоснула чашки и моментально исчезла, словно просочилась сквозь стену. Я хотел проводить хотя бы до лифта, но она заявила, что у нас отношения работодателя с нанятым работником, а это не подразумевает, даже напротив – исключает всякие признаки ухаживания мужчины за ах-ах-ах слабой и беззащитной.

После ее ухода я задвинул засов, обернулся и содрогнулся от вида сразу потускневшей квартиры. Должна бы, наоборот, осветиться: Кристина своей красотой, молодостью, блеском – затмевала, но поди ж ты… Мебель из оранжевой, под цвет Барбоса, стала почти серой, люстра светит тускло, как будто перегорела половина лампочек, по углам сгущаются темные тени, там зло, даже Зло, входы в другие миры. Или выходы.

Как она сказала, зараза, при прощании: «Еще один день оказался напрасной тратой макияжа!..» Так вздохнула, что я чуть было не оставил ее на ночь. Чтоб, значится, расходы на макияж себя оправдали. Хотя не уверен, что она им вообще пользуется. Такую свежую кожу никаким макияжем не сымитируешь!

– «Последняя цитадель», – сказал я громче обычного.

Комп замигал, тут же открыл файл, протестировал, доложил, что хоть щас готов делать с ним, что угодно, хоть стереть. Итак, сказал я себе, вернемся к своим баранам. Или к одному барану, то есть себе. Ишь, слюни распустил, урод. А кто работать за тебя будет? Кто осчастливит человечество шадервом? Пока что умных мыслей – вагон и маленькая тележка, но реализации не видно.