Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

– Нет-нет, – сказал я быстро, когда Лукошин обратил горящий взор в мою сторону, – меня ждет Власов, архисрочное дело-с!

Власов склонился над бумагами, от двери я увидел только плотные и жесткие, как у лесного волка, но совершенно белые волосы. Власов – руководитель тоже европейского типа, как и Белович с Бронштейном, хотя по возрасту старше обоих, вместе взятых, однако сразу видно, что все-таки европеец в духе а-ля рюс, что значит, евразиец: справа монитор, слева коробка компьютера, сам же с огромным брюхом теснится между ними с россыпью бумаг, где поверх дымится ароматным паром вместительная чашка с кофе, коричневые круговые следы на всех документах, там же телефон, похожий на старинный калькулятор, и калькулятор, смахивающий на компьютер будущего. Везде разбросаны разноцветные листочки с нацарапанными указаниями себе не забыть: сделать, позвонить, принять, напомнить, проверить, сделать к такому-то числу. Эти листочки приклеены на видных местах, но в хаосе бумаг их не очень-то и заметно.

Кучи карандашей и авторучек, часть выглядывает из стаканчика, но куда больше раскатилось по столу, прячутся под бумагами, подобно минам, да и срабатывают как мины, когда Власов торопливо ставит чашку с кофе на стол и хватает трубку трезвонящего телефона. У него лицо законченного неудачника, как у Джорджа Вашингтона на долларовой купюре. Однако, как у первого американского президента, так и у Власова, обманчивое выражение, а проистекает всего лишь потому, что Власов видит дальше других и за первыми победными шагами обычно рассматривает массу трудностей, которых еще не заметили соратники.

Он поднял голову, на лице выражение вселенской скорби, как у ослика Иа. Он настолько похож на Расула Гамзатова, что однажды в книжном магазине раздавал автографы. По­казалось проще отвязаться, чем объяснять, что не Гамзатов. Впрочем, он повыше Гамзатова, да и брюхо побольше, выпирает так, что сразу видно – большой начальник, очень большой, вечный номенклатурный работник…

Кто так сказал бы, не ошибся: Власов всю жизнь состоял в номенклатуре, начиная еще с комсомольской юности, за долгую жизнь побывал и директором бани, и начальником главка, руководил леспромхозом в Коми АССР, ловил рыбу в Тихом океане, отвечал за исход битвы за урожай на Кубани и создавал на базе укрупненных колхозов совнархозы, а потом, после брежневского переворота, сам же распускал свой совнархоз и снова восстанавливал колхозы и совхозы. В то время он уже был на партийной работе. К слову сказать, на любой работе он справлялся вполне успешно, ни одного срыва, и только нежелание подлаживаться под вышестоящих не позволило ему вскарабкаться на самые высокие ступеньки власти.

Сейчас этот семидесятилетний государственный муж у нас в партии. Его огромный опыт и знание людей служат делу и приносят пользу, но я еще никогда не видел, чтобы с его лица полностью исчезла эта мировая скорбь. Даже когда улыбается, видно, что улыбка только сейчас, а вообще-то, ребята, нам не до смеха, разве не видите?

Он взглянул с подозрением.

– Ты чего такой затравленный? Уже по своему учреждению передвигаешься перебежками?

– Подсмотрел?

Он хмыкнул с превосходством старого опытного волка над молодым волчонком.

– А иначе нельзя. Все руководители так начинают. Есть только два пути: или прятаться от подчиненных, или делать так, чтобы сами разбегались.

Я пожал ему руку, кивнул на загроможденный стол.

– Зачем тебе факс? Да еще такой допотопный! Столько места занимает!

Он проворчал уязвленно:

– Да я им пользуюсь же…

– Не позорь движение, – посоветовал я. – Ты бы еще ямщиков завел! Все давно перешли на емэйлы, электронные подписи, видеоконференции. Не делай из нас посмешище.

Он скривился.

– Мы по имиджу должны быть консерваторами!

– Почему?

Он сдвинул плечами.

– Не знаю. Но так принято.

– Плюнь, – посоветовал я. – Мало ли что кем-то когда-то для кого-то принято. Обнови технику. Мы небогатая организация, но выделенка у нас пашет неплохо. Почему не пользуешься?

– Ладно, – проворчал он – Главное, чтобы дело шло. А то у других такие навороты в технике, а сами как были идиотами, так и остались.

– Тебя апгрейды не испортят, – сообщил я. – Зато пахать на тебе можно будет глубже.

– Эксплуататор!

– Человек человека, – согласился я. – Это тебе не прошлое время, когда человека человек!

Он нахмурился, стараясь понять, где же тут мина, я улыбнулся, хлопнул по плечу, хотя и нехорошо хлопать того, кто вдвое старше, но я ведь начальник и отец народа, в отдельных случаях допустимо, а границы допустимости определяем сами.