Юрий Никитин - Я – сингуляр

В поисках «равного удовольствия для всех», мы же демократы, дошли, как вижу, до промискуитета: не один же я таков, просто мне это открылось только сейчас, но в таких делах я почему-то плетусь в хвосте. Дальше идти некуда. В смысле, опускаться ниже некуда, так что сломать этот мир могут захотеть даже те, кто, подобно Зевсу, перетрахал людей, коней, коз, свиней и даже рыб.

Она сладко чмокнула губами, что-то пробормотала, не просыпаясь. Ее голова на моей руке с часами, я осторожно повернул голову, отсюда в раскрытую дверь видны часы в прихожей, но отблеск стекла не дает рассмотреть, который час. Все равно пора, я не показывался на работе почти неделю, пообещав дома подобрать варианты рекламы средства от перхоти.

Почти бездумно я потихоньку вытащил руку из-под ее щеки, мозг уже прикидывает, что скажу на службе, а ладони сами по себе мнут мягкий и такой теплый живот, где складки захватываешь уже не пальчиками, а широко растопыренными ладонями. Сладкая плоть послушно сминается, никакого сопротивления тугих мускулов, как у иной девчонки, что изнуряет себя шейпингом.

Мама снова повернулась спиной, подогнула колени. Между толстых ягодиц половая щель выступает отчетливо, все еще покрасневшая и раздутая. Представляю, какой она была вчера вечером, когда я наконец решил отвалиться и заснуть…

Мое тело придвинулось, слегка меняя угол, сейчас это уже не я, а мои десять миллионов предков, попробуй поспорь с ними. Привычно и сладостно, будто проделывал это на протяжении геологических эпох, сомкнулся в коитусе, отдался могучему древнему чувству, а когда организм затрясло в оргазме, мозг начал очищаться буквально в ту же секунду.

Мама сладко застонала в полусне, но я затих, и она снова мирно заснула. Я потихоньку слез, подошвы бесшумно прошлепали по коврику, дальше душ, холодные и горячие струи…

Я долго стоял, смывая пот и запах влажных простыней, словно тугие струи могут вымыть из тела похоть и чревоугодие, я же не могу сам совладать со своим телом, в котором живу и которым вроде бы должен командовать. Но как и нашей страной рулят не самые умные, так и мной рулит хрен знает что, даже не обезьяна, а ящерица какая-то, разве что разговаривать обучилась.

– А вот хрен тебе, – сказал я вслух. – Мы еще поборемся, скотина! И на этот раз не сдамся так просто.

Я вышел из душевой кабины вроде бы не только освеженный, но в голове сразу три варианта, как остроумнее обыграть слова, на которых настаивает заказчик.

Из кухни донесся голос:

– Славик, тебе к кофе сыр или гренки?

– Сыр с гренками! – крикнул я.

Я торопливо растерся мохнатым полотенцем, с кухни уже доносится запах кофе. Когда я оделся и вышел, ноздри поймали дразнящий аромат поджаренного хлеба со слегка расплавленным чеддером.

Мама, еще румяная со сна, на щеке отпечаток рубца подушки, встретила меня ласковой улыбкой.

– Смотри, сороки украдут, если будешь слишком долго мыться!

– Я не настолько блестящ, – ответил я. – Спасибо, мама.

– Понравились гренки?

– И кофе, – ответил я. – Ты чувствуешь, какой я люблю.

– При чем тут чувствуешь, – удивилась она. – Просто знаю. Я же очень люблю вас с Дениской! И хочу, чтобы у вас было все хорошо. Вы уже не маленькие, но все равно сердце за вас болит.

Она себе положила только гренки, боится набрать вес, а я сожрал чеддер как свой, так и ее, выпил кофе и пожалел, что чашка маленькая.

– Все, мама, надо идти.

– На работу?

– На работу, – заверил я. – Правда-правда, мама. Честно говоря, еще вчера мне было так хреново, что я, наверное, дождался бы, пока меня уволят. Но сейчас иду! Правда, иду.

Она проводила меня до лифта, я поцеловал ее, как всегда целовал, в обе щеки, она сказала тихо:

– Слава, будь поосторожнее на дороге.

– Буду, мама.

– Помни, у меня сердце разорвется, если что с тобой вдруг… И Дениска тебя очень любит.

Я привычно вырулил на шоссе, пропустив десяток лихачей, что несутся, словно наперегонки, авось впереди нарвутся на пост ГАИ, мозг уже работает спокойно и четко.

Да фигня это все. Мы держимся каких-то навязанных нам стандартов поведения, не задумываемся, что они появились у древних римлян или египтян по какому-то важному поводу, что уже давно неважен в эпоху научно-технического прогресса.

Если же задуматься, то давно бы уже отбросили, но задумываться некогда. Мысли заняты постоянно очень важными проблемами: то футбольная команда проигрывает, то новую сотрудницу не удается взять за жопу, то всемирная лотерея с лотом в сто миллионов долларов совсем близко, надо купить билетик и придумать, какие цифры вычеркнуть…