Марта Уэллс - Стихия огня (Иль-Рьен - 1)

— В самом деле, милорд, чего вы от меня ждете? — Томас вопросительно поднял брови. — Или я должен признаться в том, что, опасаясь разоблачения, вынужден был поджечь город?

Прежде чем Авилер успел ответить, Гален Дубелл негромко сказал:

— Случившегося нельзя было избежать.

— А, доктор Дубелл. — Верховный министр холодно поглядел на чародея. Жаль, что вы не сумели вернуться пораньше и избавить нас от этих неприятностей.

— Я и намеревался так поступить, милорд, однако планы нарушились, когда челядь мою перебили, а самого меня похитили, — поклонился Дубелл с бесспорным изяществом, заставшим Авилера врасплох.

— Итак, Гален Дубелл не только ученый, но и дипломат, — негромко заметил Ренье, обращаясь к Томасу, пока Авилер приходил в себя. — Во время нашего знакомства он вел жизнь отшельника; впрочем, годы, отданные академическим сварам, наделили его второй парой глаз на затылке. Хорошо, что он вернулся.

Томас не намеревался признаваться в том, что жалеет об отсутствии доктора Сюрьете, занимавшего пост дворцового чародея со времен незапамятных, однако внезапно скончавшегося в прошлом месяце от воспаления легких. Сюрьете было за семьдесят; всех, кому не исполнилось шестидесяти, он именовал «мой мальчик» и, кроме того, шокировал весь двор своим умением пользоваться сардонической инвективой [Разновидность сатиры, гневное письменное или устное обвинение, памфлет], словно дубинкой.

Томас ответил:

— Будем надеяться, что Дубелл не торопится обратно в Лодун. Нам необходима его помощь. Милам, ассистент Сюрьете, отправился на тот свет в результате несчастного случая чуть раньше самого доктора, после чего завязался бесконечный спор о том, кто более достоин такого места; тем временем потребовали внимания и более мелкие таланты, вроде доктора Брауна.

Ренье задумчиво поглядел на него:

— Есть потери?

Лицо Томаса осталось бесстрастным.

— Разве это важно?

Ренье ответил негромко:

— Простите его, Томас, король еще юн и к тому же жутко рассердился.

— А я уже думал, что вы оставили свое священство, — сказал Томас. Если его величество Роланд считает, что я обязан погибнуть, исполняя свой долг на его службе, то он мог бы выбрать и более подходящее время для этого. Если он не видит, что Грандье представляет опасность для государства… — И добавил, заметив взгляд Ренье: — Не мне обвинять его или прощать. Но скажите мне, что за план Дензиль или кто-то еще предложил Роланду?

Ренье заметно напрягся:

— Я не знаю ни о каком плане.

На другом конце прихожей открылись двойные двери, ведущие в палату Тайного Совета, из нее появился бишранский посол с мрачным выражением на лице. Это был человек немолодой, с оливковой кожей и ястребиным профилем заморского аристократа. Иль-Рьен, его столица и двор были чужды иностранцу, и он не скрывал неодобрения; чрезмерная церемонность на бишранском дворе делала его здесь смешным и нудным; в Иль-Рьене же традиция позволяла старшим из полководцев и даже личным слугам называть короля и королеву государь или государыня и избегать проявлений высшей почтительности в неофициальных оказиях. Простая темная одежда посланника с непременным белым воротничком свидетельствовала о его принадлежности к секте, видевшей в любых украшениях происки дьявола; дворцовая пышность, должно быть, воспринималась им как личное оскорбление.

Жесткий взгляд посла, обежав комнату, остановился на школярских ризах Галена Дубелла; бишранец прищурился, не скрывая пренебрежения. Обернувшись к Верховному министру, он спросил:

— Еще один чародей для королевского зверинца, лорд Авилер?

В Бишре магия была запрещена наряду с основными философическими науками, невзирая на то что теургическая [Теургия (греч.) — божественное действие, чудо] магия, практикуемая тамошними священниками-магами, создала непреодолимый барьер для внешнего нападения во время войны. Всякое же чародейство, осуществляемое без благословения бишранской церкви, было запрещено и каралось смертью.

Авилер колебался, в дипломатической улыбке проступала досада, однако правильные слова, способные защитить честь Дубелла, не нанося оскорбления посланнику, просто не шли с языка.

Молчание затягивалось, даруя тем самым победу бишранцу, и Томас лукаво произнес:

— Быть может, этот вопрос вам следует обсудить с самим королем?

Посол метнул на него недовольный взгляд, получив в ответ лишь простодушную улыбку.

Из политических соображений Роланд не стал принимать бишранского посла, не изъявившего по этому поводу какого-либо недовольства, хотя ему и пришлось обратиться со своими требованиями к значительно менее уступчивой вдовствующей королеве. Так почему же он оказался здесь посреди ночи? Возможно, причиной было только упрямое желание добиться, чтобы его выслушали, вне зависимости от того, какие и кому он причиняет неудобства, однако Томас в этом не был уверен. И чтобы усугубить смущение, испытываемое бишранцем, добавил: