Доун Томпсон - Властелин воды

– А ну тихо! – рявкнул Клаус. – Я разберусь с русалками. Какое они имеют право ревновать? То, что происходит в Ином мире, не имеет отношения к этому.

– Они, очевидно, думают иначе. Может, это потому, что они ваши служанки, а вы взяли и швырнули им в лицо чужака?

– Они слишком высоко себя ставят.

_ Ах, – вздохнул Генрик, отвешивая трагический поклон. _ А как насчет вас, милорд? Может, это вы цените их или себя – отнюдь невысоко? Я бы даже сказал, в грош не ставите.

– Русалки ответят за свое поведение, Генрик, – сказал Клаус, вышагивая перед камином. – Все, хватит! Мы уже узнали ответ на вопрос, может ли леди Рэбэкка Гильдерслив существовать в моем измерении. В этом заключалась наша задача, и теперь ясно, что это абсолютно невозможно. Даже если она сама этого захочет.

– Она будет помнить?

– Не знаю. Не думаю… Но какие-то воспоминания, пусть даже слабые, у нее все же остались.

– Вы слишком поздно произнесли заклинание. А я ведь предупреждал вас! Я говорил, чтобы вы произнесли его еще в самом начале.

– Да, я этого не сделал. Я не идеален, Генрик. Я даже не человек. Я принц Фоссгримов, о чем ты не перестаешь мне повторять, астральный вельможа, верховный болванчик, наставник всех низших Фоссгримов, который имеет над Иным миром не больше власти, чем бедный безумный король в этом царстве! Заклинания – не мой профиль. Откуда, по-твоему, мне знать, что хорошо и что плохо, когда дело касается смертных? Чем больше я нахожусь среди них, тем меньше понимаю, чего от них ждать.

– А я не знаю, чего ждать от вас, пока вы больны человеческой любовью, поэтому должен сделать вам замечание. Ни о какой любви у Фоссгримов речи быть не может. Это дико, нецивилизованно! Какой пример вы подаете своим подданным? Страшно представить. Вы совершенно не подумали о последствиях того, что задумали.

– Если бы знать, что я задумал, дружище, – сказал Клаус. Он упал в кресло и обхватил голову руками. – Я только знаю, что не хочу жить без нее ни здесь, ни в другом измерении. Как бы жестока ни была любовь, я лучше буду страдать, чем еще целую вечность проживу без нее. Ты как-то сразу понимаешь, что встретил свою вторую половинку, близкого по духу человека. Мы и нам подобные осознаем это раньше, чем смертные, особенно прожив рядом с ними столько времени. Она околдовала меня, Генрик! Теперь, когда я познал ее, мне не нужен больше никто.

– Ну так возьмите ее, всего-то делов! – вскричал старейшина. – Что вам мешает? Всюду не успеть. Забудьте этот глупый любовный лепет! Это чувство также непостоянно, как блуждающие огоньки. Возьмите ее, говорят вам, и выполните свой долг.

Бэкка отшатнулась от двери. Клаус и Генрик еще что-то говорили, но ей хватило того, что она услышала, – больше ее мозг просто отказывался воспринимать. Она только сейчас поняла, что продолжает сжимать в руке пучок водорослей. Он выпал из ее ослабевших пальцев, когда она развернулась и, с трудом переставляя ноги, направилась по коридору к винтовой лестнице.

На этот раз вино было ни при чем. Ее голова раскалывалась от осознания того, что ни одно из странных происшествий, случившихся с ней за время пребывания в Линдегрен Холле, не было сном. А это означало, что она на самом деле позволила Клаусу те дерзкие объятия. Она наслаждалась тем, как он целовал ее губы и – о ужас! – полуобнаженную грудь, залитую лунным светом. Кроме того, была еще прекрасная русалка, с которой они, вцепившись друг в друга, катались по тронутому морозом лесному ковру. Она даже принесла с собой вполне весомое доказательство реальности происходившего: пучок морских водорослей и клок волос цвета морской волны. Была ли это одна из любовниц Клауса в астрале? А иначе почему такая ярость?

Его рассказ о Фоссгримах оказался чистой правдой. Но как такое возможно? Это были создания из легенд и сказок. Оказывается, возможно. Он сам так назвался: принц Фоссгримов. Это значило, что он выбрал ее… быть матерью его ребенка… ребенка Фоссгрима, которого ей предстоит вырастить в одиночку. Бред!

Слезы застилали ей глаза, из-за них она едва не споткнулась. Все, что она раньше считала вымыслом, оказалось действительностью, а она сама попала в гущу событий. И хуже всего было то, что она больше не могла отрицать своих чувств к Клаусу. Осознание этого пришло с ней оттуда. Возможно, виной тому его таинственность, которая вскружила ей голову, околдовала с момента самой первой встречи. Но что бы это ни было, теперь она жаждала оказаться в его объятиях, почувствовать сладкое касание его губ, услышать его глубокий, волнующий, притягательный голос, от которого все внутри замирало. Как надежно ей было под его защитой! Теперь она была в ужасе. Он всего лишь хотел соблазнить ее и бросить с ребенком. Да как посмел он назвать такую подлость любовью.