Роджер Желязны - Творец сновидений

Проснись! Пора уже отдать мне ночной запас битов". "Давно ли ты занимаешься битами?" — спросила она. — "Тридцать лет". — "А сколько лет тебе?" — "Сорок пять". — "Не многовато ли, чтобы верить в Ангелов Смерти?"

— засмеялась она. Он ушел и, конечно, сделал еще бит. А теперь дай мне немного спокойной музыки. Вот хорошо. Вообще-то она заставляет морщиться, и знаешь почему? Где ты в наше время слышишь спокойную музыку? В кабинете дантиста, в банке, в магазине и тому подобных местах, где всегда приходится долго ждать обслуживания. Ты слышишь успокаивающую музыку, когда подвергаешься всевозможным травмам. И что в результате?

Успокаивающая музыка становится самой беспокойной вещью в мире. И она всегда вызывает у меня голод, потому что ее играют в тех ресторанах, где медленно обслуживают. Ты ждешь еды, а тебе играют эту успокаивающую музыку… Да… Ну, где мальчик с кувшином и тазиком? Я хочу вымыть руки…

Ты слышал насчет пилота, который был на Центавре? Он обнаружил там расу гуманоидов и стал изучать их обычаи, нравы, табу. Наконец, он коснулся воспроизводства. Изящная молодая девица взяла его за руку и отвела на завод, где собирали центаврийцев. Да, именно собирали — торсы шли по конвейеру, к ним привинчивали суставы, в черепа бросали мозги, внутрь тела заталкивали органы, приделывали к пальцам ногти и так далее.

Он выразил изумление, и она спросила: "Почему? А как это делают на Земле?"

Он взял ее за нежную ручку и сказал: "Пойдем за холмы, я продемонстрирую".

Во время демонстрации она вдруг истерически захохотала. "В чем дело?" спросил он. — Почему ты смеешься?" "Потому что, — ответила она, — таким способом мы делаем кары. Выключи меня, Бэби, и продай немного пасты!"

***

"…Эй! Это я, Орфей, должен быть разорван на куски такими, как вы! И в некотором смысле это, пожалуй, подходяще. Что ж, приходите, вакханки, и творите свою волю над певцом!"

Темнота. Вопль.

Тишина.

Аплодисменты!

Она всегда приходила рано и уходила одна, и всегда садилась на одно и то же место. Она сидела в десятом ряду в правом крыле, и единственной досадой для нее были антракты. Она не могла знать, когда кто-нибудь захочет пройти мимо нее.

Она приходила рано и оставалась до тех пор, пока театр не погружался в тишину.

Она любила звук культурного голоса, поэтому предпочитала британских актеров американским.

Она любила музыкальные спектакли не потому, что очень любила музыку, а потому, что ей нравилось чувство волнения в голосах. Поэтому же ей нравились стихотворные пьесы.

Ее вдохновляли древнегреческие пьесы, но она терпеть не могла "Царя Эдипа".

Она надевала подкрашенные очки, но не темные. И никогда не носила трость.

Однажды вечером, когда должен был подняться занавес перед последним актом, темноту прорезало световое пятно. В него шагнул мужчина и спросил:

— Есть ли в зале врач?

Никто не отозвался.

— Это очень важно, — продолжал он. — Если здесь есть доктор, просим его немедленно пройти в служебный кабинет в главном фойе.

Он оглядывался вокруг, но никто не шевельнулся.

— Благодарю, — сказал он и ушел со сцены.

Затем поднялся занавес, и вновь возникли движение и голоса.

Она подождала, прислушиваясь. Затем встала и двинулась вверх по крылу, ощупывая стену пальцами. Выйдя в фойе, она остановилась.

— Могу я помочь вам, мисс?

— Да, я ищу служебный кабинет.

— Вот он, слева от вас.

Она повернулась и пошла влево, слегка вытянув вперед руку. Коснувшись стены, она вела по ней рукой, пока не нащупала дверь. Тогда она постучалась.

— Да? — дверь открылась.

— Вам нужен врач?

— Вы врач?

— Да.

— Быстрее! Сюда!

Она пошла по звуку его шагов внутрь и в коридор, параллельный крылу зала. Она услышала, как человек поднимается по лестнице, и последовала за ним. Они дошли до костюмерной и вошли в нее.

— Вот он.

— Что случилось? — спросила она, вытянув руку и коснувшись человеческого тела.

Послышался булькающий звук и кашель без дыхания.

— Это рабочий сцены, — сказал мужчина. — Я думаю, он подавился ириской. Он вечно жует их. Видимо, она застряла в горле, и вытащить ее никак не удается.

— Вы вызвали «скорую»?

— Да, но посмотрите на него, он же весь посинел! Не знаю, успеют ли они. Она откинула голову пострадавшего и ощупала горло.

— Да, какое-то препятствие. Я тоже не могу его извлечь. Дайте мне короткий острый нож — простерилизованный. Быстро!

— Сию минуту, мэм.

Она осталась одна. Пощупала пульс сонной артерии. Положила руки на напряженную грудь больного, откинула его голову еще больше назад и ощупала горло.