Фриц Лейбер: А я пойду дальше…

Но он был еще очень болен, ему нужен был отдых, и потому взмахом руки доктор приказал ей выйти из комнаты.

Я тоже должен был испытывать счастье, однако, помнится, в тот момент во всем происходящем я ощущал что-то нездоровое. Может быть, когда в нашей жизни впервые случаются большие кризисы, мы всегда чувствуем себя подобным образом.

Я люблю Маот. Скитаясь по свету, я любил сотни женщин, но это не влияет на искренность моей привязанности к ней. В их жизни я входил не так, как обычно это делают любовники, - восстав из могилы или в пылу какой-то ужасной ссоры. Я - вечный скиталец.

Маот знает, во мне есть что-то странное. Но она не позволяет, чтобы это “что-то” мешало ее попыткам заставить меня исполнять ее желания.

Я люблю Маот и в конце концов уступлю ей. Но сначала я задержусь немного на берегу Нила, взгляну в последний раз на его великолепие.

Мои самые первые воспоминания даются мне тяжелей всего, но изо всех сил я стараюсь в них разобраться. Я чувствую, копни я чуть глубже, и мне явилось бы мучительное понимание происходящего. Но, кажется, я никогда не буду способен сделать необходимое усилие.

Эти воспоминания беспорядочно возникают из тьмы и страха. Я гражданин большой страны, где-то там, далеко отсюда, я безбород и ношу уродливые, сковывающие движения одежды; однако ни мой возраст, ни облик ничем не отличаются от сегодняшнего. Страна эта в сотню раз больше Египта, но она лишь одна из многих. Все народы мира известны друг другу, Земля - это шар, а не плоскость, она плывет сквозь усыпанную островами солнц бездну, а не накрыта усеянной звездами чашей.

Повсюду машины, а новости облетают вокруг света как простой крик. Повсюду изобилие, о котором и не мечтали, возможности, не имеющие себе равных. Однако люди несчастны. Они живут в страхе. Если я не ошибаюсь, в страхе перед войной, которая вот-вот разразится и уничтожит какой-то вражеский город. В страхе от опасности, которая исходит не с Земли, а со звезд. Отравленные облака. Смертоносные светлячки светящейся пыли.

Но хуже всего было оружие, о котором еще только ходили слухи. Месяцами, которые казались вечностью, мы стояли на грани этой войны. Мы знали - ошибки уже совершены, бесповоротные шаги сделаны, последние шансы утрачены. Мы только ждали самого события.

Похоже, для нашего отчаянья и ужаса существовали особые причины. Как будто бы и до этого происходили мировые войны, и мы отчаянно старались их предотвратить, обещая себе, что уж это-то - последняя. Но такого я еще не помню. Вполне возможно, что надо мной, да и над всем миром, всегда нависала тень подобных катастроф, всеобщей гибели.

Несутся месяцы, и вдруг чудесным, невероятным образом война начинает стихать. Напряжение ослабевает. Тучи рассеиваются. Все суетятся - конференции, планы… Ну а так же надежды на долгожданный мир.

Но тянется он недолго. Вспыхнувшая вскоре резня связана с именем Гитлера. Забавно: и как это имя пришло мне в голову после стольких тысячелетий? Его армии развернулись веером по континенту.

Но их успех недолог. Их разгромили, и Гитлер предан забвению. В конце концов он остался в памяти мелким смутьяном.

Снова краткий миг мира и спокойствия, потом не такая свирепая война, как предыдущие, которая также сменяется затишьем.

И так далее…

Иногда я думаю - и следует помнить об этом, - что когда-то время текло в другом направлении и что из отвращения к нескончаемым войнам оно повернуло вспять, повторяя уже пройденный путь. Что наши сегодняшние жизни - лишь возврат вспять, но возврат по спирали. Большое отступление.

В таком случае время может повернуть еще раз. Возможно, у нас будет еще один шанс преодолеть барьер.

Хотя нет… Мысль исчезла в ряби нильской воды.

Сегодня еще одна семья покидает долину. Все утро они тащились вверх по песчаному ущелью. А теперь, подойдя к краю желтых утесов - возможно, чтобы бросить прощальный взгляд, - они отчетливо видны на фоне утреннего неба. Вертикальные черточки - люди, горизонтальные - животные.

Маот смотрит, стоя за моей спиной. Но она молчит. Она во мне уверена.

Утесы снова опустели. Скоро люди забудут о Ниле, исчезнут беспокойные призраки воспоминаний.

Смысл нашей жизни - в забвении. Точно так же как ребенок исчезает в утробе матери, так и великие идеи исчезают в голове гения. Сначала они повсюду. Они окружают нас, словно воздух. Затем они редеют, не все уже знают о них. А потом приходит великий человек, забирает идеи себе, и они становятся его тайной. Остается лишь тревожное убеждение, что исчезло что-то стоящее.