— Да, в последний... Нет, не помню ничего подозрительного. Я вручила ему папку, он поблагодарил и попросил оставить его одного. Когда я выходила, в комнату вошел целитель. Если не ошибаюсь, личный целитель президента.
— Кто-нибудь присутствовал при разговоре господина Тукульти с целителем?
— Да, Цемэх, секретарь господина Тукульти. Разговор был недолгим. Я не успела дойти до конца коридора, как и Цемэх и целитель вышли из комнаты.
Это подтверждало сказанное Думмузи-Хрэфом.
— Вам вернули документы после смерти господина Тукульти? — спросил Ницан.
— Думаю, их вернули Цемэху. Правда, я не спрашивала у него.
Неожиданно Ницан спросил:
— Господин Тукульти всегда брал на деловые встречи свой гороскоп?
— Что, простите? — госпожа Сарит удивленно воззрилась на детектива. Гороскоп? То есть, астрологический прогноз?
— Именно так. Посвященный Думмузи-Хореф утверждает, что рядом на тумбочке лежал гороскоп господина Тукульти. И что прогноз на вчерашний и сегодняшний дни был вполне благоприятен. Никаких настораживающих факторов.
— Глупости, — решительно заявила референт. — Никаких гороскопов там не было. Во всяком случае, я не видела. Думаю, целитель ошибается. Кстати, никакой помощи он господину Тукульти не оказал!
— Да, но господин Тукульти умер не от сердечного приступа, — повторил Ницан слова целителя. — Ладно, оставим в покое гороскоп. Давайте попробуем с другого конца. Он был женат?
— Нет, — ответила Сарит Бат-Сави. — Господин Тукульти — шукри. Был шукри.
Ницан хмыкнул. Когда-то словом «шукри» — «рабы» — называли тех, кто в неурожайные годы продавал самих себя храмовым хозяйствам и тем самым спасался от голодной смерти. Ныне же этот обряд, внешне повторявший древнюю церемонию самопродажи в рабство, представлял собой обряд посвящения в особые братства, своего рода аристократические клубы. Единственной деталью, роднившей древних шукри с нынешними, была пожизненность статуса.
Слухи и сплетни, сопровождавшие деятельность братств, носили тот же характер, что и любые сплетни о тайных обществах. Рассказывали об оргиях, затевающихся время от времени на собраниях шукри, о страшных некромагических обрядах. Ну и, разумеется, о тайных связях с внешними врагами государства, о попытках все продать и все купить, о захвате власти и прочем. В действительности же объединения шукри занимались главным образом благотворительной и просветительской деятельностью под эгидой того или иного храма.
Что, конечно же, не исключало политических интересов отдельных «братьев».
— В какое именно братство вступил господин Тукульти? — поинтересовался Ницан. — И давно ли это произошло?
— Три года назад. После смерти жены, — ответила госпожа Сарит. — В братство Иштар.
— Ну-ну... — пробормотал Ницан. Шукри исповедовали аскетический образ жизни — за исключением как раз братства Иштар, в котором, оказывается, состоял покойный. Сплетни об оргиях, практиковавшихся тайными обществами, источником своим имели некоторые ритуалы именно этого братства.
— Как часто он посещал собрания? — спросил детектив.
— Раз в два месяца, — госпожа Сарит поджала губы. — Даже этого хватало на то, чтобы существенно подорвать здоровье. И я, и целитель Кумрани предостерегали его от... от чрезмерной активности. Именно с того времени он начал жаловаться на боли в сердце.
— В сердце. Понимаю. И когда же это имело место в последний раз?
Сарит Бат-Сави нахмурилась.
— В последний раз он был там три... нет, два месяца назад. Точно, повторила она, — ровно два месяца назад.
Ницан покачал головой, с сожалением посмотрел на пустую бутылку и поднялся.
— Простите, если какие-то мои вопросы вас оскорбили, госпожа Сарит, сказал он. — Но речь идет об убийстве известного и близкого вам человека. Какие бы вопросы я не задавал, они связаны лишь с одним — с желанием раскрыть преступление. Вы же не обижаетесь на целителя, который зачастую тоже задает неудобные вопросы.
Госпожа Сарит не ответила. Видно было, что целителю, который осмелился бы задать ей неудобные вопросы, вряд ли поздоровилось бы. Тем не менее, Ницан продолжил:
— Что вы можете сказать о личных контактах Тукульти за последнее время?
— Ничего. Он вел достаточно замкнутый образ жизни. для него не существовало ничего, кроме политики. Послушайте, вы не могли бы оставить меня одну? Я очень устала.
— Разумеется, — поспешно сказал Ницан, оглянувшись на невозмутимо стоявшего у двери Лугальбанду. — Мы, собственно, и так не собирались далее обременять вас своим присутствием, — сказал он. — Надеюсь, вы не откажетесь и в дальнейшем исчерпывающе отвечать на наши вопросы.
Читать дальше