Колин Уилсон - Космические вампиры

— Тоже мне, нашли, о чем говорить! — фыркнул Джемисон раздраженно.

— Я хочу знать, — упрямо потребовал Фаллада, — безнадежно ли порочны эти существа. — Он укоризненно посмотрел на Джемисона из-под кустистых бровей. — У большинства людей все-таки теплится искра добра.

— На этот вопрос могут ответить только они, — рассудил вершитель. — Что скажете? — обратился он к вампирам.

— Они что, могут говорить? — удивился Фаллада. — Без тела им не обойтись. Но у них здесь целых шестеро.

Карлсен внезапно ощутил тошнотворную слабость. Прошла секунда, и он понял, что вершитель вытеснился у него из тела и завис над головой. Капитан увидел, что один из клубящихся силуэтов плывет к нему, и весь напрягся, но тут в мозг влилось расслабляющее спокойствие. Карлсен расслабился, давая бесформенному сгустку слиться со своим телом. На миг накатила тошнота — словно кто-то вынудил проглотить какую-нибудь гадкую жидкость — и тут же сменилась дикарским ликованием. От грубой жизненности готовно напряглись все мышцы. Карлсен ощутил в себе вожака — того, что владел Джемисоном. Грянувший голос был сиплым от обостренного чувства.

— Я скажу, хотя и знаю, что это ничего не изменит. Справедливость ни в ком здесь не воплощена. Но хотелось бы вспомнить один простой факт. Ниотх-Коргхай, как и люди, смертны. Мы, Уббо-Сатхла, достигли, в некотором роде, бессмертия. И по-вашему, это само по себе не заслуга — открыть секрет вечной жизни? Вы скажете: мы достигли этого тем, что губили чужие жизни. Верно. Но разве и это не закон природы? Все живые существа — убийцы. Люди не чувствуют угрызений совести, убивая себе на пищу бессловесных животных. Не гнушаются они даже плотью новорожденных ягнят. А коровы и овцы едят траву, тоже наделенную жизнью. Присутствующий здесь доктор Фаллада изучал вампиризм. Он скажет вам, что таков основной принцип природы. Если так, то в чем наша вина?

— Вы отрицаете то, что убиваете для удовольствия? — спросил Фаллада.

— Нет. — Пришелец говорил спокойно и рассудительно. — Но если приходится убивать для того, чтобы выжить, то почему бы нам не находить в этом удовольствие?

Карлсена занимали не столько слова, сколько стоящая за ними сила. Она вторгалась в сознание подобно электрическому току, наводняя ищущим выхода восторгом. Люди и в самом деле порочны: эгоисты, нытики, лентяи, тупицы, плуты — раса недалеких, никчемных существ, немногим лучше кретинов. Если в природе выживает сильный, а слабый вымирает, то человек напрашивается на уничтожение. В понимании вампиров, он — естественная добыча.

Хезлтайн кашлянул.

— Но ведь, разумеется… жестокость происходит от слабости, а не от силы? — спросил нетвердо, без убежденности.

— Тот, кто не испытал полного отчаяния, не вправе говорить, что есть слабость, а что — сила, — твердо заявил вампир. — Вы можете себе представить, что значит тысячу лет бороться, чтобы тебя не втянуло небытие? С той поры мы решили, что нет причины мириться со смертной участью, пока есть еще шанс выжить. И вы нас за это обрекаете на смерть?

Обращался он к Хезлтайну и Фалладе, но ответил Джемисон.

— Вы сами себя обрекли, — заявил он. Вы только что упомянули, что убийство — закон природы. Вы думали уничтожить нас. Так почему же нам, точно так же, не разделаться с вами?

— Будь у вас сила, я бы именно этого от вас и ожидал, — ответил тот без малейшего сарказма. — Только Ниотх-Коргхай не верят, что убийство — закон природы. Они исповедуют более высокую этику. — Он отвел взор, избегая смотреть на лучезарный силуэт.

— Вот почему я хочу знать, что вы думаете с нами делать.

— Это решено будет на Картхисе, — передалось без слов.

— Но мы не можем возвратиться на Картхис, если ты не дашь нам энергию преображения.

— Она будет вам дана.

— Когда?

— Сейчас, если вы того хотите.

Карлсен ощутил невероятный всплеск сбывающейся надежды и восторга, который утих через секунду, когда пришелец покинул тело. Карлсен попробовал было взглянуть на светящийся силуэт, но глазам сделалось нестерпимо больно. Он увидел, как болезненно исказилось лицо у Хезлтайна, и сам прикрылся руками. Все равно, свет разгорался словно изнутри, наполняя восхищением и ужасом. Чувствовалось, что энергия бьет ключом из загадочного вершителя в середине комнаты, а одновременно с тем из какого-то другого источника во Вселенной. Это само по себе снизошло как откровение. Присущие уму ограничения развеялись — внезапно открылось, что все человеческое знание поверхностно, убого, и не приближено толком к реальности. Реальность же ощущалась теперь напрямую, вызывая непомерный восторг. Страх чуть умерялся пониманием, что сам он, Карлсен, лишь зритель, а сила предназначена для пришельцев.