Олег Маркеев - Таро Люцифера

Истеричной скороговоркой, со свербящими душу эфирными подвываниями, заголосили динамики на столбах.

Паника и крики на платформе, как магнит притянули к себе всех обитателей станционной площади.

Остался только хозяин потрепанного «жигуля» с распахнутым зевом багажника. Рядом с колесо стоял мешок картошки. К мешковине был пришпилен листок с надписью: «5 р. за кг.».

Корсаков осмотрел площадь и прямиком направился к «жигулю».

Дядька с внешностью механизатора бросил на него оценивающий взгляд, быстро вычислил причину интереса, и напустил на себя независимый вид.

— Бог в помощь, командир, — приветствовал его Корсаков. — Заслуженного художника СССР еще возить не доводилось?

Дядька поправил замасленный картуз.

— Ты, что ли, заслуженный?

Корсаков отряхнул шляпой плащ, припорошенный белой пудрой гравия. Подумал, что сил на долгий спектакль не осталось, и если дядька быстро не согласится, то придется применять силу. Пусть даже с угрозой сесть потом за угон. Лучше уж на три года в лагерь, чем на веки вечные в клетку рядом с Жуком.

— Восстанавливаю усадьбу Белозерских. В Ольгово. Подбросишь?

— В Ольгово? Так там уже, вроде, есть художник.

— Иван? Он всего лишь реставратор. А я — автор проекта. Почувствуй, так сказать, разницу.

Дядька нашел в кармане семечку. Толстым ногтем отколупал шелуху, бросил зернышко в рот.

— Я картошку тута продаю. — Он указал на мешок. — Ни хрена сегодня не продал.

— Оно и понятно, все покупатели в Москве.

— А мафия где? Там же. Прямо на Кольцевой отымут, сунут в карман рвани — и поворачивай оглобли, пока цел. Так-то! А на что бензин покупать? Картошку в бензобак не заправишь.

Через площадь, грузно переваливаясь на полусогнутых ногах, затрусил милиционер.

— Слышь, Жорка! Чой там? — заорал ему дядька.

Милиционер сбавил скорость. Сорвал с головы фуражку, обмахнулся, как веером.

— Да, бля, кто-то не рельсы упал! Щас фарш собирать будем.

— Мост через рельсы пятый год чинят, чо ты хош!

— Ай! — отмахнулся милиционер и побежал к станции.

— Такие дела, заслуженный.

Мужик с выражением посмотрел на мешок.

Корсаков прикинул, что дядька вполне человек, раз знается с местным ментом. А что рожей не вышел, так это генетика и регулярная алкогольная интоксикация.

— Картошка-то нормальная? — привередливо, как на базаре, спросил он.

— Первый сорт! — с радостью включился в торг дядька. — Хош жарь, хош вари, хош так ешь. Чистый крахмал.

— От крахмала, командир, только воротнички стоят, — пробормотал Корсаков, делая вид, что разглядывает плоды аграрного творчества, насыпанные в мешок. — У тебя приличным мясом разжиться можно?

Дядька с сомнением посмотрел на одежду Корсакова.

— На счет кабанчика только по осени. Не сезон.

— Буду иметь ввиду. — Корсаков сунул руку в карман. Вытащил ворох банкнот. — Мне работяг кормить надо. Как тебя зовут?

— Гавриил. Можно и Гаврилой. Не обижусь. — Дядька прочно вцепился глазами в деньги. — А вас как?

— Алексей Примак, — не моргнув глазом, соврал Корсаков. — Член правления Московского союза.

«Член правления», «Московский» и «союз», в союзе с ворохом купюр, произвели на мужика неизгладимое впечатление.

— Решим мы с тобой так, Гавриил. — Корсаков решил тут же закрепить успех и деловито стал выуживать сотенные. — Двести за мешок картошки. Плюс сто за доставку. И осенью подгонишь нам кабанчика. О цене договоримся на месте.

Кадык на морщинистой шее дядьки дрогнул.

Корсаков протянул деньги.

— А твоя колымага быстро ездить умеет? — Корсаков с сомнением посмотрел на частный самосвал для картошки. — Что-то она мне не внушает…

— Да она летает! А я самую короткую дорогу знаю.

Дядька выхватил деньги и быстро сунул в нагрудный карман рубашки.

«Рожденный ползать, летать не может» было сказано по «жигули».

Обрусевший «фиатик» старался, как сивка, но больше, чем позволяла дорога, выжать из себя не мог. Он дребезжал, постукивал и поскрипывал, брыкался на каждом ухабе, но все безрезультатно. Стрелка спидометра качалась на отметке «шестьдесят».

Возможно, он и мечтал в новой жизни родится «лендкрузером» или «гранд чероки», но железным нутром своим уже осознал, что нет смысла в реинкарнации, если экспортируют тебя в Россию. Российские дороги укатывали и не такую технику. Немецкие «тигры» и те не выдержали.

Невдалеке от дороги в зарослях ивняка мелькнула речушка. Черная сонная вода. Белый комок спящей на воде утки.